Штормовое небо все чаще озарялось вспышками молний. Раскаты грома звучали яростней с каждым часом. Соленый морской ветер срывал с деревьев листья, носил их, кружил, бросал в лица прохожим. Погода была на редкость дурная. К тому же вечерело.
На улице не было ни души. Небольшие кирпичные домики стояли так близко друг к другу, что казалось, будто они стараются согреться в этот ненастный день, переждать вместе неожиданно нахлынувший на город гнев природы.
И в это ненастье, больше похожее на предзнаменование конца света, среди жмущихся друг к другу домов, точно тени, рыскали двое служителей порядка. Они были насквозь мокрые и, несмотря на то, что было лето, сильно замерзли.
Дождь все не стихал и тот, что постарше, высокий человек с легкой бородкой-эспаньолкой и сединой, поспешил окликнуть своего напарника. Молодой человек обернулся, явно недовольный, но все-таки поумерив свой гнев, согласился идти назад.
– Так мы никогда не найдем его! – воскликнул молодой полицейский.
Он был светловолосым юношей, крепким и высоким, из таких, как правило, получаются великолепные университетские спортсмены. Однако, как и у всякого юноши, у него был особенный порок, присущий только молодым – повышенное чувство справедливости, порою затмевающее рассудок. Вот и в этот раз, если бы не его наставник и коллега, он бы все бегал под дождем, а не сидел в офисе.
– Мы не найдем его, коли будем болеть, а Жорж Бессоне – опасный, очень опасный преступник, и если мы уж вышли на его след, то, будь любезен, включить сначала голову. Ни одна собака не найдет его под таким ливнем, а ты и подавно!
Молодость, однако, не внимала голосу разума и потому, фыркнув, юноша отвернулся, явно несогласный с мнением оппонента.
Дорога обратно в участок заняла совсем мало времени. Это было низкое здание из красного кирпича, окна были небольшими и на первом этаже сплошь стояли черные уродливые решетки. Свет горел лишь в паре окошек, остальные полицейские уже давно сидели дома у каминов, пили, ели и веселились. Думается, что все они временами думали о своих двух коллегах, которым не сиделось на месте и горько усмехались над ними, размышляя, согласились бы они оказаться на месте Макса Миллера и Энтони Корса, пусть даже и за двойное жалование.
За окном по-прежнему лило как из ведра и двум уставшим и продрогшим законникам ничего не оставалось, кроме как сидеть здесь за чашечкой кофе и болтать о своем. Время шло удивительно медленно.
– Макс, хватит тебе в окно глядеть, не увидишь ты его! – снова начал капитан, но юноша, лишь окинув взглядом своего учителя, снова уставился в окно.
– Я чую, что он где-то рядом, что мы прямо в затылок ему дышим. Вот смотрю вниз и кажется, будто сейчас он пробежит, проскочит мимо наших дверей, точно лис. Он любит дразнить судьбу. Может, это его выдаст.
– Я тоже был когда-то таким же неутомимым, решительным, но время – лучший учитель. По молодости я много тратил времени на беготню, но настоящий охотник ставит силки, а не бегает за зайцами.
Эта мудрая мысль пусть и отпечаталась в молодом мозгу, но сердце не могло смириться с опытом прожитых лет. К тому же, как не хотелось этого признавать капитану, но Макс Миллер – славный парень, который сделал большую часть их работы только и делая, что бегая из ведомства в ведомство, от свидетеля к свидетелю, точно охотничий пес. Он брал след там, где его учитель и не думал искать и сладка была для него скупая похвала мастера сыска.
Так и в этот раз. Целый час юный Миллер всматривался в окно и скулы его нервно подрагивали от возбуждения, предвкушая поимку вора и убийцы. И вот его терпение было вознаграждено. Широкие окна офиса выходили прямо на парк, вернее, фруктовый сад с дорожками. Из-за непогоды широкие двери сада были закрыты на тяжелый замок, а смотритель давно ушел к себе в будку смотреть вечерние новости. И вроде бы нельзя было ни к чему придраться, однако же какая-то назойливая муха жужжала в мозгу юноши, заставляя его ломать глаза, всматриваясь в темноту.
