«Je tais dêvouê de cœur et d'áme aux personnes de condition; je me plais à leur être utile et agrêable de quelque manière que cela soit.»
Le Sage.
«Я преданъ душею и сердцемъ знатнымъ людямъ; радость моя быть имъ полезнымъ и пріятнымъ какимъ-бы то ни было средствами».
Лесажъ.
Софья не поѣхала на праздникъ Сундукова, Алексѣй также остался съ больною женою; но Фамусова не хотѣла пропустить случая видѣть, какъ будутъ угощать Его Высокопревосходительство. Она боялась опоздать, и поѣхала очень рано. Пронскій желалъ также посмотрѣть всѣ провинціяльныя продѣлки при угощеніи вельможи, и чтобы имѣть возможность, издали, и не бывъ никѣмъ замѣченнымъ, дѣлать наблюденія, не надѣлъ ни звѣзды своей, ни одного ордена.
"Помилуй, другъ мой!" сказала ему жена его. "Какую безсовѣстную штуку хочешь ты сыграть съ Сундуковымъ! Онъ именно звалъ тебя такъ униженно для мебели и для украшенія своего праздника, чтобы послѣ говорить: "и не одинъ Его Высокопревосходительство посѣтиль меня: на моемъ праздникѣ были и другіе кое-кто лямочники." А ты не надѣваешь своей звѣзды"! – Затѣмъ-то и не надѣваю, чтобъ не быть замѣченнымъ – отвѣчалъ Пронскій. – Я знакомъ съ героемъ, для котораго дается праздникъ, онъ уменъ, и тотчасъ, когда меня увидитъ, перемѣнитъ свой тонъ. А мнѣ хочется смотрѣть на него во всемъ его блескѣ, какъ онъ, не опасаясь никакихъ замѣчаній, поступаетъ съ своими подчиненными, и въ кругу подобострастныхъ, для которыхъ одинъ взглядъ, или одно слово его, есть законъ. – «Ты увидишь, Сундуковъ будетъ въ большой на тебя претензіи; ты уничтожаешь всѣ планы его,» продолжала Софья. – Пускай его сердится! Я ѣду не для того, чтобы имѣть честь присутствовать на его праздникѣ, а для собственнаго своего удовольствія. Я совсѣмъ не намѣренъ быть дѣйствующимъ лицомъ: хочу просто наблюдать разнообразныя физіономіи – отвѣчалъ Пронскій, со смѣхомъ, прощаясь съ женою и садясь въ коляску.
Подъѣзжая къ деревнѣ Сундукова, встрѣтился онъ съ Графомь Честоновымъ, Адъютантомъ вельможи. Пронскій зналъ и уважалъ этого молодаго человѣка. Онъ остановилъ его. "Помилуй, братецъ, куда ты скачешь отъ праздника?" сказалъ онъ ему. – Я спѣшу къ матушкѣ, которая не очень здорова. Чтожъ до праздниковъ, то они мнѣ надоѣли до смерти: скоро мѣсяцъ, какъ путешествую я съ Генераломъ; желудокъ мой испортился и голова болитъ, отъ всего, что вижу и слышу. Въ ушахъ безпрестанно раздается: Прославимъ, Прославимъ! Онъ начальникъ и отецъ! Мы сплетемъ ему вѣнецъ, изъ признательныхъ (или такого-то уѣзда) сердецъ! Или: Восхищаетъ онъ всѣхъ насъ! Или: Славься нѣжный къ намъ отецъ! A въ одномъ уѣздъ пропѣли: Славься нѣжная къ намъ мать! – Пронскій помиралъ со смѣху. – Однакожъ, иногда эта нѣжная мать – продолжалъ Графъ Честоновъ – весьма не нѣжно поступаетъ съ дѣтьми своими. Не далѣе, какъ вчера, былъ я свидѣтелемъ уморительной и вмѣстѣ съ тѣмъ очень непріятной сцены. Генералъ осматривалъ, сосѣдственный съ здѣшнимъ, уѣздный городъ. Еще передъ отъѣздомъ своимъ получилъ онъ жалобу на какое-то, ужъ слишкомъ наглое, злоупотребленіе Суда этого уѣзда. Онъ взялъ жалобу съ собою, съ тѣмъ, чтобы лично, на мѣстѣ, разсмотрѣть все дѣло. Какъ будто нарочно, при первомъ вступленіи въ Судъ, начали его сердить: онъ нашелъ ужасную нечистоту на крыльцѣ и на лѣстницѣ. Ничто въ міръ такъ не можетъ взбѣсить его, какъ безпорядокъ такого рода. Потомъ, при входѣ въ канцелярію Суда гнѣвъ его усилился: онъ нашелъ запачканные столы, вмѣсто чернильницъ какія-то банки, дурной запахъ, нечистыхъ, въ изорванныхъ и изношенныхъ сюртукахъ подьячихъ, сидящихъ на изломанныхъ стульяхъ, на коробкахъ и сундукахъ, гдѣ хранились дѣла; словомъ: вездѣ отвратительную нечистоту и безпорядокъ. Онъ обратился къ Секретарю, называлъ его воромъ, разбойникомъ, душегубцемъ, обѣщалъ ему примѣрное наказаніе, и такъ былъ взбѣшенъ, что чуть не бросился его бить. Потомъ вошелъ въ судейскую, не отвѣчалъ на поклоны Судьи и Засѣдателей, сѣлъ на Президентское мѣсто и потребовалъ то дѣло, о которомъ доведено было до его свѣденія передъ отъѣздомъ изъ губернскаго города. Сгоряча, онъ не имѣлъ терпѣнія ничего читать, и только перевертывалъ листы, браня, какъ можно хуже, Судью и всѣхъ Присутствующихъ. Судья дерзнулъ напомнить ему, что онъ Дворянинъ и Штабъ-офицеръ. «И ты осмѣливаешься еще говорить?» закричалъ на него Генералъ. «Какой ты Дворянинъ! Благородные люди не дѣлаютъ такихъ мерзостей! Пошелъ вонъ отсюда!» Выгнавъ Судью, принялся онъ за Засѣдателя, стоявшаго ближе къ нему. «Какъ ты осмѣлился подписать такое беззаконное рѣшеніе?» – Кто! я, Ваше Высокопревосходительство? Не знаю подписывалъ-ли я; а впрочемъ, ежели Судья подпишетъ и Секретарь скрѣпитъ, то что-же нашему брату остается дѣлать? – «Какъ, что? Болванъ! должно смотрѣть, что подписываешь, и не соглашаться на то, что противно законамъ.»– A почему мнѣ знать, Ваше Высокопревосх., что противно законамъ? Секретарь подбираетъ ихъ, а намъ надобно только подписывать. – «Вотъ, поди, толкуй съ этимъ осломъ! Давно-ли ты служишь здѣсь Засѣдателемъ?» – Еще первый выборъ. Я недавно вышелъ изъ военной службы. Да что, позвольте вравду сказать Вашему Высокопревосх.: ежели нашему брату ссориться, то надобно умереть съ голоду. Вотъ я еще жалованья копѣйки не видалъ: все вычитается за штрафы, а за всѣмъ тѣмъ живу пока кое-какъ. – На это Генералъ, бывъ вновь разсерженъ за другое, не успѣлъ дать отвѣта: онъ замѣтилъ, что въ дверяхъ комнаты, гдѣ помѣщался Земскій Судъ, Исправникъ, бывшій въ ссорѣ съ Судьею, подслушивалъ, торжествовалъ, и вмѣстѣ съ своими Засѣдателями потихоньку посмѣивался. Генералъ слышалъ много проказъ и объ исправникѣ: вызвалъ его и Засѣдатѣлей на сцену, разбранилъ какъ не льзя больше, и въ сердцахъ вышелъ изъ Суда. Коляска его была готова y крыльца; онъ побранилъ еще Городничаго, и прямо поѣхалъ въ дорогу. – «Вотъ за дѣломъ пріѣзжалъ въ Судъ!» сказалъ, пожимая плечами, Пронскій.
