Тридцать два года назад
– Милорд граф, родился мальчик! Миледи графиня и младенец в полном порядке, и чувствуют себя хорошо.
Секретарь стоял ровно, дышал глубоко и вообще неплохо держался, но смотрел всё же в пол. Потому что очень хорошо знал, что сейчас скажет ему граф. Или подозревал.
Но граф молчал, смотрел на него неотрывно и молчал. Секретарю уже стало неловко – потому что сколько можно-то? Не нужно на него так смотреть, он просто передал известие.
Наконец граф соизволил заговорить.
– Значит, говоришь, мальчик, – произнёс он медленно и угрожающе.
– Мальчик, милорд граф, – едва слышно выдохнул секретарь, чуть подумал и добавил: – Может быть, не выживет? Младенцы, они такие… хрупкие. Чуть что…
Но милорд граф не дал ему развить мысль.
– А ну закрой рот, и думай, прежде чем открывать его! О моём сыне говоришь!
– Да, милорд граф, понимаю, милорд граф, – секретарь поклонился, низко-низко.
– Вот и понимай, – граф брезгливо поморщился. – Услышу, что много болтаешь – сам знаешь, что будет. А сейчас пошёл вон, и скажи там, чтобы выставили во двор пива, бочки четыре, не меньше. Пусть пьют за здоровье младенца и его матери!
Секретарь что-то согласно промычал и вымелся из кабинета, так толком и не разогнувшись. А граф вздохнул, оглядел стол – но швырять в противоположную стену было решительно нечем. Тогда он позвал, негромко и злобно:
– Эдрик! Эдрик, дохлая скотина, где тебя носит? Когда не нужен, болтаешься тут, а как понадобишься – так не дозовёшься!
– Здесь я, Вильгельм, здесь, – послышалось из неприметной боковой дверки.
Оттуда в кабинет втянулась сизая дымка, тут же принявшая облик почтенного старца в долгополом одеянии и с бородой.
– Слышал, да? – граф Вильгельм страдальчески сморщился. – Ребёнок родился сегодня, и это мальчик!
– Слышал, – кивнул дымчатый старец. – А вдруг нас минует чаша сия?
– Уже не миновала, – тяжело вздохнул граф.
– У тебя три здоровых сына, родившихся в другие дни. Был бы единственный наследник – другое дело. А это четвёртый сын и вообще седьмой твой ребёнок! И только он попал под возможное проклятье Черной луны. Я знавал семьи, где такими рождались двое, а то и трое.
– Замолчи, – почти что простонал маг.
– Молчу, – с готовностью откликнулся дымчатый старец.
– Нет, лучше скажи там, пусть принесут выпить.
Дымка утянулась в ту дверь, куда перед тем ушёл секретарь, и из-за которой слышались звуки начинающегося праздника. Ну да, сам же велел пива выставить, чего теперь?
Граф тяжело вздохнул и уронил голову на руки. Может быть так, что проклятье никак себя не проявит? Или ребёнок вправду умрёт раньше, чем оно проявится?
Надежды мало, маги всегда долгожители, некроманты – особенно. И если в роду графов Мерсийских прежде такой гадости не было, то никто ж не сказал, что никогда не случится?
Дверь распахнулась, вошёл виконт Моркар, младший брат графа.
– Я слышал, родился мальчик? Ты оставишь это так? Он проклят, ему не место среди людей!
Граф Мерсийский поднялся, медленно сделал три шага до брата и влепил ему суровую оплеуху, у того голова так и мотнулась в сторону.
– Эй, ты чего? Я не сказал тебе ничего такого, чего бы ты не знал сам!
Вторая оплеуха.
– Не сметь говорить ничего об этом ребёнке, понятно? Это не твой ребёнок, не тебе и решать!
– Так и реши. Зачем тебе проклятое отродье в семье?
Третья оплеуха.
– Если я услышу от тебя ещё хоть слово об этом, я убью тебя. Сам.
Ушёл обиженный брат, вернулся Эдрик, следом за ним слуги принесли вино, хлеб и окорок.
– Не слушай досужую болтовню, – говорил Эдрик. – Помни о том предсказании, которое гласит, что твой седьмой отпрыск станет могучим и великим!
– Сначала он должен выжить и не сойти с ума, – покачал головой граф.
