Зимний романс
Спокойствие, нежность заполнили душу,
не гложет тоска, нет страданий и слез.
Я Вас повстречала в январскую стужу,
нас обнял счастливый московский мороз.
И стоны, и муки терзать перестали,
распутались путы сердечных невзгод.
И как Вы меня среди прочих узнали
в московской толпе, где народ да народ?
И счастья улыбка лицо озаряет,
и словно светлее от Ваших очей.
Мороз – не мороз, если сердце пылает
и кровь разгоняет быстрей, горячей.
Надежда и радость в душе безмятежной,
нет больше печали, нет тока в крови.
В морозных узорах Москвы белоснежной,
мне видятся очи лукавой любви.
То были не Вы, это просто прохожий
прошел, озарил меня нежной душой.
Он был лишь на Вас отдаленно похожий,
мужчина красивый, высокий, большой.
Мгновенное чудо, волшебные мысли,
надежда на счастье в душе пронеслись.
И чувства достигли немыслимой выси,
но вскоре спокойно они улеглись.
3 января 1987
Вальс на лыжне
Я вальс на лыжне танцевала,
кружился со мной белый лес.
Блестела, искрила, ласкала
вся зимняя сказка чудес.
Серебряный иней березки
от вальса светил и сверкал,
снежинок красивые слезки
на землю порой опускал.
На елочке белка кружилась,
махала пушистым хвостом,
и серая шубка струилась
красивым, летящим пушком.
Старинная ель танцевала,
не сбросив снежинок своих,
она важно так проплывала
с прической из веток хвои.
Вот сосны прекрасны как песня,
топорщат иголки в снегу,
они станут будущим лесом,
пройти мимо я не могу.
Мне зимнего танца кружение
открыло в природу глаза:
какое кругом – наваждение!
Какие в лесу чудеса!
Январь 1987
***
Приснился сон: стою на сцене,
сплошной металл и лестниц нет,
и сцена эта как арена,
и я вверху, а спуска нет.
Хожу по краю: нет, не прыгнуть,
внизу глаза людей блестят.
Как мне о помощи им крикнуть?
Они же зрелища хотят.
1987
***
Розовое облако в барашках
по березам утренним бежало,
говорило облачным ромашкам,
что на небо с солнышком попало.
Солнышко из грота улыбалось,
медленно расцвечивая стены,
красками, морозцем забавлялось
на барашках, вздувшихся как вены.
Небо розовато-голубое
смотрит очень чистыми глазами,
так бывает в поле над ковбоем,
чаще над московскими лесами.
1987
Белый день
Березок белые стволы
под белым инеем милей.
Печали стали все малы,
и у берез они белей.
И небосвод морозный бел,
окутал он: поля, леса.
А впереди так много дел,
судьбы незримой полоса.
Мороз туманит белый день,
не видно солнца, но светлей.
На белом поле дремлет тень
и на душе моей белей.
На мир смотрю я из окна:
леса белы от инея,
вдали дома, вблизи – сосна
не белая, а синяя.
Да, это Родина моя
за окнами белым – бела.
И пусть одна ходила я,
но я на Родине была.
Январь 1987
***
Я песню в лесу потеряла
среди белоствольных берез,
средь елей могучих искала,
под небом сверкающих звезд.
Бежала, искала, металась,
в сугробах тонула, звала,
она мне тоской отзывалась,
и грустная песня была.
Текли мои слезы ручьями,
сбегали по черному льду.
Ты счастья бросал мне горстями,
а горя – пылинку одну.
Свиданье в тумане кромешном,
что липкой смолою стаял,
сверкнуло посланьем небесным:
нам Бог, что имел – все отдал.
Нас ливень спасал, охраняя,
от всех любопытнейших глаз,
но смыла вода ледяная
из сердца сверкавшую вязь.
Мерцали глаза антрацитом,
впивались в сердечную боль,
я в чувстве твоем позабытом
искала заветную соль.
1987
***
Мы так давно живем с тобой
под этой крышею вдвоем,
и не всегда мой дорогой,
свою любовь мы бережем.
Ты помнишь, письма мне писал,
из сотен милых, нежных слов?
Ты их из сердца доставал,
и нет прекраснее даров.
А, помнишь поезд, бросив свой,
ко мне в вагон ты прибежал?
А поезд твой махнул рукой.
Ты от него тогда отстал.
А, помнишь, глядя на меня,
вонзил топор ты в свою ногу,
и с дерева снимал меня
для фотографии подолгу?
А возвращаясь из кино,
ты на руках меня носил.
