Кафе без вывески. В центре большого города, в старинном особняке, за тяжёлой кованной дверью. Изысканный интерьер, уютная атмосфера. За столиком в нише у окна уединились двое. Он слегка раздражён. Она скована и смущена. Чай выпит, светские темы исчерпаны.
– О погоде поговорили, – прерывает неприлично затянувшуюся паузу и смеётся наигранно.
– Тема, на самом деле, не принципиальна. Разговор не клеится, когда нет искренности, нет вовлечённости, – встрепенулась в ответ.
– Ко мне претензия, конечно, – сначала возмущается резко и продолжает уже равнодушно, – но, в общем-то, ты права. Уж и не помню, когда был по-настоящему вовлечён в беседу, так, все больше светский трёп, почесать языками, посоревноваться в остроумии. Да и это уже надоело, редко встретишь партнера достойного. Сплошь жонглирование одними и теми же штампами, ни одной свежей мысли. Сказано всё давно…
– Как сказал мудрый классик, «Жалок тот, кто всё предвидит», – роняет небрежно.
– Хамишь, однако! – дёрнувшись, как от пощёчины, отвечает холодно. Паузу выдерживает и с вызовом продолжает:
– Что ж попробуй, удиви меня. Очень занятно мне – насколько сама ты можешь быть искренней.
– Легко быть открытой и честной. Когда есть внимание, есть живой интерес. У тебя же всё предсказуемо. Сценарии вечны и неизменны. А ты заранее зеваешь от скуки. Уверен, что ничего нового от блондинки не услышишь? Есть вообще что-нибудь, что тебя глубоко занимает, волнует? Есть вопросы, на которые ты ищешь ответы?
– Как и у любого мыслящего человека, – отвечает степенно.
– Снисходительный тон – оружие тех, кто как раз не уверен, от того и не решается на открытый разговор. А ответы на самые сокровенные вопросы? Они есть везде, в самых простых, всем знакомых вещах.
– Вот как? Вообще-то, не любитель я мусолить банальности. Ну что ж, давай обсудим. Есть пример у тебя? – нарочито вежливо, не спеша отвечает.
– Например? Молитва. «Отче наш…» Каждый знает её. Один обращается к ней в отчаянии, другой каждый день с неё начинает, но вряд ли задумывается об истинном смысле. Большинство, как мне кажется, произносит эти слова как мантру, механически.
– Вечная тема, когда и сказать нечего, – протягивает разочарованно.
– Ты так уверен, что сказать мне нечего?! – резко выпрямилась, тряхнула шевелюрой, с вызовом смотрит на него. На что тот только загадочно улыбается и молча устраивается поудобней. Буквально минута в смятении, но вот справилась она с волнением, собралась и продолжает уверенно и спокойно:
– Я и сама не слишком религиозна. Ещё недавно мне даже трудно было назвать себя верующей, я объявляла себя агностиком и христианкой. Скажешь, парадокс? – сдержанно улыбаясь, изящно закинув ногу на ногу, задает беседе светский тон.
– Отчего же. Вполне допускаю, – учтиво он ей отвечает, а сам присматривается к ней, внимательно наблюдает.
– А ты в Бога не веришь, верно? Догадываюсь даже почему. Не приемлешь авторитетов.
– Пожалуй, права ты отчасти, дерзкая девочка, – спокойно, снисходительно, отвечает он и вальяжно откидывается на спинку дивана.
– Ну что ж, обращать тебя в свою веру я не намерена. Просто вопрос этот захватил меня не на шутку. Было время, когда мне было так больно, что трудно было даже дышать… Обратилась и я к главной молитве. Читала её перед сном, успокаивалась, но всё время застревала на одном месте. И так меня задевала эта неправильность, что задумалась я надолго. Можешь посмеяться, конечно, но когда я расшифровала для себя каждое слово, когда пришло полное понимание, это было как откровение. Нашлись ответы на все вопросы. Так что вызов твой я принимаю, в самый раз он пришёлся. Попытаемся сейчас вместе рассуждать, а может, поспорим.
