Маленькие дети – маленькие заботы, а взрослые дети…
Ирина Генриховна слушала сидевшего перед ней мужчину, а в голове то вспыхивала, то затухала древняя как мир истина – взрослые дети – большие заботы. А вместе с родительскими заботами повзрослевших детей почти над каждой семьей нависает то, что в искусстве называется кризисом жанра. То ли муженек начинает пялиться налево, в стремлении найти ту единственную, которая могла бы «осчастливить» его на всю оставшуюся жизнь, то ли охренев-шая от кастрюль и семейных хлопот женушка теряет вдруг сон от одной только мысли, что ей уже сорок, скоро внуки пойдут, а жизни как таковой она еще не видела и вряд ли увидит с похрапывающим на левом боку муженьком, и если в ее судьбе, причем в ближайшее время, не произойдет что-то кардинально-счастливое, то она так и состарится все на той же проклятой кухне, под запах борща, среди кастрюль и грязной посуды. А еще бывает…
«Господи, да чего ж это я?» – вдруг пронеслось в сознании Ирины Генриховны и она, слегка помассировав кончиками пальцев виски, вдруг поймала себя на том, что занята своими собственными мыслями и уже не слышит, о чем говорит мужчина. Вернее, слышать-то она слышит, да только смысл слов не доходит до ее сознания.
Все ее муки видимо были написаны на ее лице, и мужчина, по-своему оценив ее состояние, спросил участливо:
– Простите, у вас что… голова болит?
– Что… голова? – Ирина Генриховна сморгнула и вроде бы как даже попыталась улыбнуться виноватой улыбкой. – Да, немного. Но прошу вас, не обращайте внимания, пройдет.
– Пройти-то она пройдет, – согласился с ней мужчина, – но и мне бы не хотелось казаться навязчивым. Может, мне в другой раз подъехать.
– О чем вы! – искренне возмутилась Ирина Ген-риховна, уже начиная злиться и на себя, и на Турецкого, который вдруг завернул такой фортель, что ни встать, ни охнуть, да и вообще на всю жизнь в целом. Она бросила мимолетный взгляд на визитную карточку рекомендованного им клиента и уже более напористо, на правах хозяйки «Глории», произнесла: – Не обращайте внимания, прошу вас. А что касается вашего сына…
Пытаясь собраться с мыслями и сфокусировать в своем сознании все то, что только что рассказал Кру-пенин, отец пропавшего Стаса Крупенина, она вновь с силой растерла кончиками пальцев виски, откинулась на спинку кресла и задала вопрос, который с самого начала вертелся у нее на языке.
– Скажите, Игорь Терентьевич, а почему вы не обратились в милицию, когда окончательно уверовали в то, что ваш сын пропал? Ведь это их прямая обязанность – искать человека, да и возможностей у милиции гораздо больше, чем в нашем агентстве.
Довольно мощный в плечах и явно уверенный в себе в привычной ему обстановке, Крупенин вдруг замешкался и как-то исподлобья покосился на сидевшую перед ним красивую женщину. Было видно, как на его шее дрогнула какая-то жилка, и можно было догадаться, что этот вопрос ему неприятен.
– Спрашиваете, почему в милицию заявление не отнес? – угрюмо произнес он. – Да очень просто. Не хотелось раньше времени Стаса подставлять?
– Даже так? – удивилась Ирина Генриховна. – А у него что… проблемы были с милицией?
Крупенин обреченно вздохнул, будто должен был признать прилюдно что-то постыдно-противоестественное, и утвердительно кивнул головой, прочно сидевшей на столь же мощной, как и плечи, шее.
– Были.
– И что за проблемы?
Крупенин нахмурился. Чувствовалось, что конфликт сына с милицией – его головная боль, и ему не очень-то приятно ковыряться в этой теме. Тем более, что конфликт этот не имеет никакого отношения к тому вопросу, с которым он, по рекомендации человека, который хорошо знал Александра Борисовича Турецкого, обратился в это агентство.
