Звуки его шагов отдаются эхом. Этой ночью монстр снова приходит ко мне. Он наклоняется и тихо произносит мое имя. Я закрываю глаза – мне известно, что последует за этим.
Монстр нежен. Его пальцы не причиняют боли. Иногда мое тело отказывается повиноваться мне и подчиняется ему – льнет ласковой кошкой, выгибаясь от наслаждения. Это его радует. С каждым ударом, в точности совпадающим с биением моего сердца, раздается громкий полустон-полувздох. Монстр хочет проникнуть еще глубже, и я позволяю ему. Я предпочла бы, чтобы он брал меня силой, покорял, вынуждал сопротивляться, биться под его тяжестью, жадно засасывая воздух в сжавшиеся легкие, но он зацеловывает мои щеки, шею, губы, думая, что совращает меня этими невинными ласками. Ему нравится мысль о том, что я соединяюсь с ним по своей воле. Я поднимаю руки, капитулируя, – мне не надо ничего делать. Голова кружится от его запаха: табак, спиртное, и что-то еще – не иначе как аромат ада на кончиках волос.
Я одурманена.
Я схожу с ума.
Монстр извергает потоки лавы, она брызжет мне в лицо, в глаза, в распахнутый в крике рот.
Все.
Я открываю залепленные лавой веки и спрашиваю:
– Ты принес?..
И вместо ответа – бокал солоноватой алой жидкости, освежающей воспаленные губы. Я молитвенно воздеваю руки, благославляя монстра, который терзал меня так долго. Его глаза – зеленые, конечно, зеленые – становятся прозрачными. По бессмысленной ухмылке, кривящей губы, понимаю – он пьян. Больше, чем обычно. Сытая, расслабленная, я лениво вожу взглядом по мужскому лицу, столь сильно похожему на мое. Сегодня он красивый. Бросаю небрежно:
– Люблю тебя.
Эхо разносит мои слова по бункеру. Монстр достает нож и просит меня вырезать эти слова над кроватью.
– Чтобы ты не забыла.
От водки он становится сентиментальным. Впрочем, я и правда, все забываю. Лезвие оставляет глубокий след на побелке, белый порошок сыпется на простыни и одежду монстра. Буквы выходят угловатыми и некрасивыми, а от осыпавшейся побелки я буду задыхаться кашлем несколько дней.
– Дай сигарету.
Он достает пачку, протягивает мне. Я беру сигарету и наклоняюсь к огоньку подставленной зажигалки. В свете пламени его лицо выглядит намного соблазнительнее, чем в мерцании галогенных ламп.
Мучай меня
терзай
заставь ненавидеть тебя
я хочу чувствовать
хочу помнить
но снова все забываю
Они сидят за столом друг напротив друга: мужчина и девочка. Бункер заполняет совершенная тишина, только тихо гудит система вентиляции. Снаружи давно день, светит солнце, золотит листву, путается в волосах и слепит глаза, но в просторном зале нет окон – только под потолком горят галогенные лампы, делая кожу обитателей бункера еще бледнее, до зелени воды в наполненной ванне. Обстановка не располагает к изысканности, но на столе стоит хрустальный графин с водой, у тарелок лежат свернутые тканые салфетки, столовое серебро отполировано до блеска.
Ива сидит преувеличенно прямо, Близна учил ее, что именно так сидят настоящие леди. Но она не леди, и вряд ли ее можно назвать настоящей – это сознает мозг, но не вытянувшееся в струнку тело. Его память сильнее всего. Оно помнит, как Близна вставал сзади, клал руки на плечи и мягко разводил их в стороны. Когда результат удовлетворял его, он целовал Иву в макушку и садился на свое место напротив нее. Положительное подкрепление – один из двух китов, на которых зиждется дрессировка животных, детей и женщин.
Сиди прямо.
Держи нож в правой, а вилку – в левой руке.
Ешь молча и с закрытым ртом.
Угадывай мои настроения.
Говори, когда я хочу слышать твой голос.
Исчезай, когда я этого пожелаю.
Принадлежи только мне.
Он смотрит, как Ива облизывает губы, и чувствует эрекцию. Под глазами девочки залегли тени бессонной ночи, волосы собраны в высокий хвост, толстый белый свитер скрывает фигуру, состоящую сплошь из неглубоких впадин и хрупких косточек – если бы не густо обведенные тушью глаза Ивы, ее можно было бы принять за ученицу младших классов. Близна не знает точно, сколько ей лет, – на память нельзя полагаться, но больше не на что: в бункере нет часов и календарей – значит, и времени тоже нет. Не меньше шестнадцати, это точно. Близне на двадцать лет больше.
