– Чем дольше ты носишь в себе какую-то боль, тем сильнее подвержена чужому влиянию. Тебе нужен кто-то, кто сможет прекратить страдания – и тебе не важно уже, каким способом.
Женщина лет сорока в длинной темной юбке и белой накрахмаленной рубашке с закатанными по локоть рукавами поправила тяжелый узел волос на затылке и повернулась к собеседнице, одарив ее теплой улыбкой.
Собеседница, девушка лет двадцати пяти, сидела в большом кресле с высокой спинкой и цеплялась пальцами за подлокотники с такой силой, что побелели суставы. В глазах ее плескался ужас, и даже мягкий голос женщины, ее плавные манеры и теплая улыбка не уменьшали страха в душе девушки.
– Тебе ведь было плохо там, правда? Вечное затворничество, одиночество… некому открыть душу, не с кем разделить мысли. Но теперь ты среди своих, дорогая. Ничего не бойся, – голос женщины обволакивал, как паутина, – это ощущение вязких нитей на лице она помнила с детства, когда ходила за грибами с бабушкой и попадала в кустарник или заросли густой травы. – Тебя здесь никто не обидит, тебя поддержат и поймут. Ты будешь одной из нас. И твоя боль постепенно уйдет, ее место займет радость. Посмотри на меня, – велела женщина, и девушка повиновалась, подняв голову и глядя в глаза говорившей.
Под пронизывающим насквозь взглядом светло-серых глаз стало сперва очень страшно, но потом вдруг пришел покой – накатывал, как морская волна, обнимал, увлекал за собой, заставляя повиноваться его воле, впадать в блаженство, не испытывать ничего, кроме вот этого – полного покоя и чувства защищенности.
Она – среди своих. Нет одиночества, нет страха, нет ничего. Нет боли. И все остальное уже совершенно не важно.
Город Уйгууна, где-то на Севере
– Ну, как ты тут? – Она привычным жестом поправила одеяло, коснулась безжизненной руки, лежавшей поверх него. – Выглядишь неплохо, только бледный очень. Ну, ничего, через недельку можно будет тебя на веранду вывозить, подышишь, на солнышке погреешься.
Девушка в розовом хлопковом костюме, сидевшая у небольшого столика и делавшая какие-то записи в компьютере, только головой покачала.
Эти монологи она слышала каждый день, и от них порой становилось жутковато, но вера ее работодательницы в то, что муж рано или поздно выйдет из комы, вызывала даже уважение.
Шансов на это не было никаких, и доктора, приезжавшие в этот дом каждую неделю, всякий раз аккуратно говорили хозяйке об этом, но она словно не слышала, не хотела слышать, отгоняла от себя негативную информацию. Не поверила она даже специально привезенному из Москвы профессору-неврологу.
Тот, натолкнувшись на холодный, наполненный решимостью взгляд довольно еще молодой женщины, слегка смешался и пробормотал что-то вроде «если чудеса происходят, то все может быть» и отбыл благополучно в свою столицу, увозя банковскую карту с внушительной суммой денег на ней.
– Анна Андреевна, я там список препаратов составила, которые заканчиваются, – осторожно произнесла девушка, закрывая файл.
– Хорошо, Света, отдайте его Оксане Михайловне, она все привезет. Кто вас сменит сегодня?
– Юля.
– Хорошо.
Женщина погладила лежавшего на кровати мужчину по щеке, ласково улыбнулась, словно он мог это увидеть, и пошла к двери.
Светлана уловила аромат ее духов – терпкий, горьковатый, больше похожий на мужской. Она работала в этом доме уже три года, и за все это время хозяйка ни разу не сменила духи, удивляя девушку таким постоянством.
Подойдя к большому окну, Светлана чуть отодвинула молочного цвета органзу и увидела, как хозяйка идет по выложенной брусчаткой дорожке к воротам, которые уже открыты, а за ними на улице виднеется крыло серебристого джипа.
Через пару минут ворота поползли в сторону, отрезая улицу от двора, значит, Анна села в машину и уехала на комбинат, теперь ее не будет до вечера.
