– … и вообще, ну неужели так трудно это понять?! У меня съемки для журнала «Вог» в четверг! У меня встреча с Татьяной Романюк в пятницу! У меня показ в доме Моды Славы Зайцева на следующей неделе! У меня, наконец, контракт на два года с «Луи Вуиттон»! С Луи Вуиттон, если тебе, конечно, это имя хоть о чем-нибудь говорит! Мне в начале мая в Милан лететь! Мне работать надо, карьеру делать, понимаешь?! Ну, и на кой черт он мне сдался, это ребенок?! А ты – его отец!
При слове «ребенок» голос Натальи, и без того от природы очень высокий, сбился на настоящий поросячий визг. Колоратурное сопрано в чистом виде!
Тебе бы в оперном театре партию Кармен исполнять, лениво подумал Тихон, а не ногами на подиуме дрыгать.
Впрочем, оперной певицы из Натальи не могло получиться по определению. На большой сцене, кроме голоса, еще и голова нужна, чтоб все эти арии наизусть запоминать, да и актерский талант не помешает. У Натальи же не было ни мозгов, ни таланта, а были одни только ноги, растущие от шеи, и непомерные глупые амбиции.
И угораздило же его влюбиться в эти ноги три года назад! А главное, угораздило же на этих ногах жениться! Слава богу, хоть хватило мозгов спустя два с половиной года с этими ногами развестись. И откуда он мог знать, что спустя шесть месяцев после развода обнаружатся столь неприятные последствия его глупого брака?! Ребенок! Он ей не нужен, видите ли! Можно подумать, он нужен ему! Можно подумать, ему не надо работать и делать карьеру! Она, видите ли, летит в Милан, где у нее контракт на два года с каким-то Луи Вуиттоном, чье имя, конечно же, Тихону ни о чем не говорило. А он, значит, должен все бросить и засесть дома, как в крепости, с пеленками, памперсами, сосками и бутылками с молочной смесью. С игрушками, погремушками и… с чем там еще?
Вот ведь, не было печали! Ребенок!..
Ребенок, завернутый в синее атласное покрывало и перевязанный атласной же синей лентой с большим бантом посередине, лежал на диване в гостиной, не обращая никакого внимания на горячие споры родителей о своей судьбе. Половину его лица закрывала соска с большим кольцом и пластмассовой основой в виде сердечка, на котором были нарисованы примерзкие голубые медведи. Эти медведи ужасно Тихона раздражали, и он все время хотел спросить у Натальи, почему они голубого цвета, ведь таких медведей не бывает в природе! Но она все говорила и говорила, все объясняла и объясняла, и вставить в ее истеричный монолог невозможно было ни слова, ни полслова. Когда же наконец Тихону удалось поймать паузу на вдохе и вклиниться в этот словесный понос, ничего хорошего из этого все равно не вышло.
– Я только не понимаю, почему… – начал было он задавать вопрос про голубых медведей, который почему-то в данной ситуации волновал его больше всего, как Наталья тут же завизжала:
– Потому что! Потому что ты его отец!! Ты!! Ты!! Неужели непонятно?!
Тихон вздохнул. Ребенок продолжал мирно спать, время от времени потягивая соску.
Странный какой-то был ребенок, совершенно не реагировал на громкие звуки.
– Он что, глухой? – озабоченно поинтересовался Тихон, разглядывая сверток. Вот ведь, не зря говорят: пришла беда – открывай ворота. Не хватало еще, чтоб этот ребенок, и без того ему совершенно не нужный, оказался еще и больным. Не хватало еще таскаться с ним по больницам и снабжать его слуховыми аппаратами.
– Не знаю, – оторопело проговорила Наталья, от удивления слегка понизив голос. – А почему ты решил?
– Потому что ты тут орешь так, что штукатурка с потолка сыплется. А он спит, не просыпается. Значит, не слышит ничего?
– Не знаю, – задумчиво повторила Наталья. – Может, и глухой.
Помолчала секунду и снова вернулась на атакующие позиции:
