Маленькое место в Кремле не хуже самого большого земного счастья. В переводе с папиного все еще не забытого советского эзопова языка это означало, что наши сукины дети таковыми на самом деле не являются. Почему белобрысый парнишка, с которым он в детстве с балкона бросал наполненные водой воздушные шарики на головы ничего не подозревавших прохожих, стал крупным чиновником, Алекс не знал. Но когда лет пять назад он приезжал на юбилей своей тетки, то убедился, что в российских условиях братец сделал неплохую карьеру. Чтобы не опоздать на нью-йоркский рейс, шофер Егора вез его с мигалками, фактически по встречке, а капитан пограничной службы почти бегом сопровождал Алексa до терпеливо ждущих бортпроводниц «Люфтганзы».
Ровно в ту минуту, когда Алекс наконец-то натянул одеяло по самый нос и в блаженстве закрыл глаза, в соседней комнате зазвонил телефон.
– Братец, привет! – раздался в трубке жизнерадостный голос.
– Какого черта так поздно? Час ночи. Привет…
– Неправда, у нас девять утра, – перебил двоюродный брат. – Ладно, это не важно. Слушай, у тебя есть уникальный шанс.
– Не хочу шанс, хочу спать… – устало сказал Алекс. – Егор, давай завтра? Мне утром на работу… У вас, кстати, все в порядке?
– Нет, ты не понял. Ты ведь всегда плакался, что хочешь вернуться в Россию? Что тебе только бы найти хорошую творческую работу с отличной зарплатой, а?
– Ну да… – нехотя согласился Алекс.
– Тебе повезло, что у тебя есть я. Очень повезло. Впрочем, благодарности потом. Хочешь руководить большой государственной фармацевтической компанией?
После секундного замешательства Алекс сказал:
– Ну, во-первых, у меня нет такого опыта работы. Во-вторых, у меня и здесь все нормально. В-третьих… Фармацевтическая компания в России – это что, свечной заводик по упаковке мела в импортные блистеры?
– Слушай, ты никогда не задумывался, почему люди покупают лотерейные билеты или участвуют в финансовых пирамидах? Это вовсе не потому, что они лохи. Они просто мечтают о шансе одним махом вырваться из своей серой жизни. Хоп! – и ты уже миллионер, и протекающий вторую неделю сортир тебя больше нисколечко не волнует. Вот кто ты там в Штатах?
Скромный менеджер среднего звена, да? Скажи, ты там когда-нибудь сможешь стать директором крупной компании? А? То-то! И вообще, почему я должен тебя уговаривать, ведь это ты хочешь вернуться в Россию!
– Ну да, – к долгому сопротивлению среди ночи Алекс не был готов. – А что это за компания?
– Крупная, полторы тысячи человек, шесть гектаров производственных площадок в центре Москвы. В общем, фармацевтический флагман. Ты будешь командовать наукой – с квартирой, машиной и секретаршей. Короче, срочно шли резюме. На русском. Ладно, иди спать, счастливчик.
В трубке раздались короткие гудки.
Кто летает в Россию зимой? Зимой надо летать во Флориду или на Карибы, ну, может быть, на юг Франции, на Кипр, но не в Москву. Впрочем, вопрос, кто летает в Россию на собеседование, был не менее риторическим, чем вопрос о зимних прогулках по Москве.
Столица Российской Федерации встретила Алекса современным, новеньким, как с иголочки, международным терминалом Шереметьево и бесснежным, почти как в Нью-Джерси, теплым декабрем. В зале прибытия Санта Клаус в санях, запряженных нефтяной вышкой, приветливо помахал ему рукой. Прямо из аэропорта он отправился к брату на работу.
В потоке целеустремленных молодых кандидатов в чиновники, снующих с кипами бумаг и прижатыми к уху мобильными телефонами, уже состоявшихся чиновников с глубоко задумчивыми государственными взглядами и красивых девушек в строгих деловых костюмах и неизменно расстегнутыми тремя верхними пуговицами блузок, Алекс почувствовал себя туристом. Пожилой охранник в штатском тренированным взглядом нашел его в общей суете и подозвал.
