Они проехали почти триста километров пути.
Громкая музыка, полупустая дорога, равномерно шуршащая под колесами машины и короткие фразы чужих друг другу людей объединенных общим пространством – это всё, что у них было.
Она смотрела перед собой, на серый пластик приборной панели, на время от времени проплывающие перед глазами дворники, на почти не сменяющиеся утренние пейзажи за окном и молчала.
Вечером.
Еще вчера вечером ничего этого не было.
Предпоследний покупатель в предрожденственский день в полустроительном магазине, где она работала полунесчастным кассиром.
Он долго перебирал лопаты, одиноко стоящие в углу и пользовавшиеся спросом только во время снегопадов. Держал их на весу, подбрасывал в воздухе, перехватывал то одной рукой, то другой, словно примерялся к верному боевому скакуну, а не к куску железа. Потом отходил, возвращался и снова что-то думал и взвешивал. Это длилось так долго, что Маша начала невольно сопереживать лопатам, мысленно выбрав для себя фаворита – черную с оранжевой ручкой и кучей заводских наклеек – и болеть за неё. Она, упершись подбородком в ладошку, неосознанно улыбалась. И вдруг представила, как он откапывает этой лопатой спрессованный снег, и как сильные мышцы играют на его спине. Образ расширился и стал таким ярким, что она на секунду провалилась в него и почти ощутила холодный воздуха вокруг себя и радость от того, что рядом сильный мужчина.
– Эта, – он, не глядя на Машу, звонко положил на прилавок ту самую оранжево-черную красотку и начал копаться в бумажнике.
То ли от того, что они остались в магазине почти одни, то ли от того, что в воздухе пахло праздником, в котором все окружающие её люди скоро будут веселиться, а она, Маша – одиноко плакать, идя по улице, а может от того, что только что она видела его спину и почти ощутила его запах, в общем, не совсем понятно от чего, но девушка залилась яркой пылающей краской.
Он резко поднял глаза и замер. Что случилось в то мгновение она даже не успела понять. Его взгляд, холодный, серый, колючий, быстро проник в случайно открывшиеся створки её души, проскользнул мимо всех неважных мыслей и переживаний и, достигнув самого дна, увидел её – Машу. Она поняла, что её увидели, что она не успела увернуться и отчаянно посмотрела в ответ. А там, в серой полупрозрачной радужке дрогнул и от удивления расширился зрачок. Расширился и пропустил её в свою глубину. И она тоже увидела в ответ. От произошедшего у Маши похолодели и занемели губы.
Они, два чужих человека, откровенно, словно их объединяла смерть и страсть, словно они уже прожили вместе прошлую жизнь, смотрели прямо внутрь друг друга.
Несколько секунд.
И Маша опустила глаза.
Пытаясь вспомнить, что должен делать кассир, она трогала штрих код на этикетке, думая только о том, что он продолжает смотреть на её макушку.
– Хорошая лопата, – выдавила она, наконец, потом пикнула товаром и передвинула лопату к концу ленты.
Не смея больше поднять глаз, Маша уставилась на его замершие с бумажником руки. Он не шевелился.
И она вдруг испытала почти удовольствие. Ей не запомнились ни одежда, ни фигура. Кажется, там было все обыкновенное. Но глаза. От осознания его внимательного взгляда Маше показалось, что под тонкой кожей шеи побежали стремительные ниточки колющего удовольствия. Ей захотелось, чтобы он прикоснулся в том месте губами.
Руки ожили, прерывая затянувшуюся паузу. Мужчина медленно отсчитал нужную сумму и положил деньги на прилавок. Маша, так и не подняв глаз выше его груди, молча отдала сдачу и чек.
Всё закончилось. Десять секунд непонятно откуда вывалившегося счастья. И всё. Сейчас он возьмет лопату и они больше никогда не увидятся.
– Я уезжаю на Север. На шесть дней, – его голос был приятным, таким же щекочущим, как и взгляд.
