Был почти полдень, снаружи посвистывал ветер, когда в комнату давно безработного визиониста по фамилии Цин Сюнци явился некто, а не исключено, что – нечто, и предложил ему стать убийцей. Ошеломляющий тип высотой в полтора человека покачивался в коридоре в бело-синем комбинезоне и маске, закрывающей лицо и похожей на тактический шлем. Он не шевелился и словно бы и не дышал.
В коридоре не пахло, а где-то в стороне и ниже по лестнице кричали дети.
Открыв дверь, Цин пожалел о своей поспешности – комбинезон гостя был похож на форму коммунальщиков. Безработный визионист не оплачивал комнату уже месяца три (или четыре), и с некоторым интересом поджидал тех, что придут его изгонять. Впрочем, а зачем именно коммунальщики? – подумал Цин. Почему бы не банковские? Улыбчивые, в чистеньких костюмчиках, с пластмассовыми физиономиями и вросшими косметическими имплантами, а за спиной у них – амбалы с молотками и пистолетами. Этот, впрочем, тоже не карлик – у Цина разболелась голова и шея, когда он смотрел гостю куда-то в подбородок и ждал. Куда-то в подбородок потому, что вместо физиономии гостя Цин увидел свою – шлем-маска пришельца тускло отражала мир, скрывая содержание зеркалом.
Что там может быть за забралом? Цин подумал, что было бы забавно, если бы пришелец снял свою маску, а под ней оказалась еще одна. А потом третья… Даже фыркнул про себя.
– Кади Цин Сюнци, визионист второго уровня? – спросил гость сильно искаженным голосом, с призвуками посвистывающего турбодвигателя и треском какого-то насекомого.
А потом и четвертая, подумал Цин…
– К сожалению, – проговорил он рассеяно, но спохватился: – Впрочем, не знаю такого.
– Зайдем, – сказал амбал, вдвинул Цина в комнату, пролез сам, согнувшись почти в прямой угол, и запер за собой дверь – на замок.
В комнате воняло чем-то неопределённым и всеобщим; сквозь тонко прорезанные окна, полузакрытые металлическими ставнями, внутрь лился вялый голубоватый свет. Валялись многоразовые бутылки, смята в хлам постель, дверь в туалет – сломана.
– Не стесняйтесь, – Цин нахмурился. – Можете и в туалет сходить.
Ему было все равно. Хотелось… да ничего ему не хотелось.
– Сядем, – ответил пришелец и уселся на единственный стул.
– Я постою, – Цин развел руками и опустился на продавленную кровать. На пол упало что-то грязное.
– Наша компания нанимает вас на работу, – сказал гость.
Цин вытянулся, расправил плечи и часто-часто заморгал.
– О, – выдавил он из себя. – Вы, похоже, держали экран вверх ногами, когда изучали список здешних визионистов. Или уже успели обойти остальных восемьдесят тысяч не солоно хлебавши.
Незнакомец не ответил.
– Но имейте ввиду, – сказал Цин, – похоронная скидка больше не предоставляется. Последние десять лет.
Цин никогда не давал скидок на похороны. Тем не менее он весь напрягся и покраснел – последний раз ему предлагали работу года полтора назад. Хотя нет, тогда ему как раз перестали предлагать. Он часто вспоминал пузатого человечка с изжеванной болезнью кожей, свисавшей водорослями вдоль лица, и пощечины, которые тот с трудом пытался Цину выдать, оттащив его в какой-то коридор-кабинет. Человечек шипел и все время искоса поглядывал на удалявшуюся фигуру своего начальника, серого, как асфальт.
Профессия визиониста не предполагала насилия, но нередко его провоцировала. Визионист – художник, нервный, капризный и переменчивый, драчливый и редко в драках побеждающий. Художник, жаждущий привнести в неряшливый, потасканный и попользованный мир некоторую аккуратность и изящность. При помощи камер визионизации и голографических проекторов визионисты создавали в реальности прозаической, ветшающей и рутинной, новую – свежую, романтическую, насущную, но виртуальную, или, если уж говорить прямолинейно, – фиктивную. Безыскусным столбам небоскребов с помощью визионистских технологий придавали вид сияющих драгоценностями дворцов с колоннадами, с росписями и башнями. Пошарпанные, корявенькие ипотечные домики чиновников среднего звена превращались в гламурные виллы «как у хозяев», постыдные забегаловки с немытым полом в сверкающие рестораны, а засвиняченые писсуары в их туалетах струили алмазами. Жалкие, выщербленные и потрескавшиеся стены старых домов для низших каст скрывали ослепительной цветастой рекламой с фальшивыми женщинами. Разбитые мрачные площади полнились розами, лютиками и птичками, а вывернутые наружу канализации текли реками пасторальными. Реками проецированного света, достаточно яркого, чтоб затмить своим сиянием неприглядную действительность. Но стоит сунуть внутрь руку, и магия рассыплется, а на пальцах останутся коричневые следы реальности, хотя кому какое дело – главное, ведь, красота.
