Среди северных поселений, скрытых с одной стороны горной грядой, а с другой – темной, туманной долиной, ходила и ходит по сей день легенда о всаднике, что темнее самой ночи. Говорят, что глаза его черного, как крыло ворона, коня горят потусторонним алым светом. Его стальные копыта яростно взрывают сухую, промерзшую землю, и попасть под них не пожелаешь и врагу. Сам всадник почти всегда носит темный капюшон. А те редкие люди, что всего на миг умудрялись увидеть лицо этого человека, говорили, что он самый что ни на есть мертвец – с бледной, практически прозрачной кожей и впалыми белесыми глазами.
Стоило хоть кому-то заслышать приближающийся топот копыт, как несчастный тут же искал укрытие или трубил тревогу, чтобы успеть предупредить свое поселение, которых в округе, впрочем, было не так уж и много. А когда раздавалось ржание адского скакуна, у людей буквально кровь стыла в жилах, а сами они немели от страха, не в силах даже сдвинуться с места.
Неизвестно, когда эта легенда о «черном всаднике» зародилась, но ходят слухи, что она существовала еще до прихода в эти края южан, что сейчас составляли большую часть немногочисленного населения севера. Но то лишь слухи.
Здесь, среди суровых ветров, горных вершин, подпирающих небо, и туманных долин и начинается история того, кому все эти байки изрядно отравляли жизнь из года в год.
У подножия одной из одетых лесным покрывалом скал, скрываясь за лежащим внизу холмом и окружающим его подлеском, расположился немаленьких размеров дом. Крепкие дубовые двери были почти всегда заперты, а внутренний двор от внешнего мира отделяла весьма внушительная ограда. Мрачные стены, точно посеревшие от вечного тумана вокруг, неприветливо смотрели по сторонам, словно темные стражи этого места. Окна всегда были задернуты плотными, иссиня-черными занавесками, а свет, как правило, по вечерам, горел лишь в двух окнах, на верхнем этаже, под самым чердаком.
Рядом с входом во внутренний, заросший сорняками двор, располагалась старая конюшня, исписанная древними рунами, значение которых мало кто вспомнит из ныне живущих.
Осеннее солнце уже давно поднялось, и освещало своими тусклыми лучами мрачный дом, объятый тишиной. Пара призрачных лучей все же прорвалась сквозь щель в занавесках, что скрывали небольшую комнатку наверху. Они пробежались среди массивных шкафов со старинными книгами и свитками, скользнули по дубовому, обугленному в некоторых местах, столу, и заставили поморщиться человека, мирно дремавшего за этим самым столом.
Мужчина уткнулся лбом в собственную руку, все еще сжимавшую перо. Однако сон был потревожен, и в голове уже роились сотни мыслей, мешавших уснуть. Не без труда открыв глаза и оторвавшись от стола, человек устало вздохнул. В который раз он уснул незадолго до рассвета, засидевшись за исследованием одного древнего заклинания. В серых глазах читалось лишь недовольство. Опять наступило утро.
Проведя рукой по длинным прямым волосам цвета вороного крыла, мужчина поднялся со своего места и медленно направился к двери, ведущей на лестницу. Скрипнули старые ступени, спугнув серую мышь, копошившуюся в углу, которая тут же скрылась из виду.
Передвигаться пришлось бы на ощупь, если бы не привыкшие за многие годы к темноте глаза, которые со стороны казались совершенно выцветшими, точно подернутыми белесой пеленой.
Мужчина прошел в довольно просторную кухню, покрытую недельным слоем пыли, и мрачно окинул взглядом пустующие полки. Даже самый сильный и умелый чернокнижник не продержится долго без банальной человеческой еды, а ее отсутствие означало только одно. Придется выбраться сегодня в город.
