Замочная скважина пропускает в комнату яркий луч желтого света. Он берет свое начало там, снаружи, и доходит до платяного шкафа, по пути выхватывая кружащиеся в воздухе пылинки. Иногда лучик подрагивает, слегка меняя свою траекторию. Но это всего лишь слабо покачивается в коридоре от сквозняка его создатель – тусклая керосиновая лампа. В этом слабом свете можно разглядеть маленького обитателя комнаты. Мальчишка лет шести с растрепанными русыми волосами и необыкновенно серыми глазами снова наблюдает за танцем пылинок.
Лучик постепенно бледнеет и прекращает свое существование около детской кроватки с кованой спинкой. Пылинки больше не кружатся. Кажется, все вокруг замирает при ее приближении.
Митя садится и обхватывает колени руками. Страх подбирается совсем близко, опутывая комнату со всех сторон темным липким спрутом. Кажется, он выползает одновременно изо всех щелей, окна, замочной скважины. Шевелит извивающимися щупальцами, норовит лизнуть черным языком, забраться в уши.
Бешеный стук сердца отдается в горле, висках, сливается в унисон с тиканьем старых настенных часов, от чего становится еще громче.
Идет коза рогатая
За малыми ребятами.
Кто в кроватке не спит,
Кто ко мне не идет —
Заберет, заберет, заберет…
Кажется, эту песенку он уже слышал. И опять он не знает, сон это или нет. Сжимает колени руками покрепче, зажмуривает глаза. Песенка повторяется. Митя чувствует смрадное дыхание, уже совсем близко. Она подступает.
Бабушка… Сейчас необходимо увидеть ее, пусть получится, пожалуйста! Только пусть получится. Жмурит глаза до боли, до появления желто-зеленых кругов. Считает про себя, отмахиваясь от происходящего в комнате: раз, два, три, четыре, пять… пожалуйста… Раз, два, три, четыре, пять. Получилось.
Голубое, без облаков небо, зеленая трава, небольшая березовая роща, и, наконец, она. В зеленом теплом платке, завязанном на небрежный узел, в простом ситцевом платье и фартуке, с палочкой (или, как раньше говорила бабушка, «конем». )
– Баба! – Митя видит бабушку, вышедшую из рощицы. – Баба, ты меня видишь?
Бабушка оборачивается, прислушиваясь. Смотрит по сторонам.
– Баба! – Митя кричит что есть сил, вложив в этот крик все силы.
– Митя… Митенька, ты? – Бабушка наконец замечает его, щурится.
– Баба, это я, подожди! Подожди меня! – Митя бежит к бабушке со всех ног, кидается в ее объятия, прижимает к себе изо всех сил.
– Милый ты мой… Митенька, – баба Марфа вытирает слезы одним концом развязавшегося зеленого платка.
– Баба, мне так страшно… Можно, я останусь тут? – он гладит ласковое, изрезанное морщинами лицо, седые волосы. – Она опять приходила, песни пела. Забрать меня хочет!
– Нет, Митенька. Не время тебе. Ты приходи иногда, когда невмоготу будет. Я уж как могу, берегу тебя, батюшка ты мой.
– Баба, кто она такая?
– Да как хочешь зови. Тетя твоя Теменью ее звала. Знаю, что тяжело тебе, Митенька, но ты сильный. Сильнее всех нас. Тетю береги, вы друг у друга одни остались. Это твоя семья, твой род. А я уж как могу, берегу тебя, мой родной! Пусть отсюда, но берегу…
Марфа накрыла ладошки Мити своими руками, и они сидели так долго-долго, насколько это было возможно.
Вокруг все темнеет. Звук дождя усиливается, барабанит по старым деревянным ставням.
Скрипит кроватка, Митя просыпается.
Он знает точно – бабушка опять помогла. Внимательно смотрит на свою руку – она все еще хранит родное тепло.
Ночные страхи медленно, но уходят. Под стук дождя, с беспросветным небом наступает новый день.
