Свеча уже догорала, а сестры всё еще не было дома. Последние несколько месяцев она часто оставалась допоздна в мастерской, работала над картинами для деревенской выставки. Никому нельзя было туда входить до окончания работ, поэтому я сидела в своей комнате и читала, время от времени посматривая на свечу, которой становилось всё меньше.
«Ненавижу, когда она так делает. Знает ведь, что я не могу уснуть одна».
К тому же, свеча догорит и придется использовать новую, а ведь зажгла я ее только на этой неделе.
Сосредоточиться на чтении было нелегко, но я не останавливалась. В такую темную пору мне было уже нечем заняться, а я должна была хоть чем-то заполнить свои мысли, чтобы как можно меньше думать о пустом доме и одиночестве.
Мы с сестрой почти всегда были одни. Наших родителей я не знала, сестра тоже не особенно их помнила. Говорила только, что, кажется, я была похожа на отца, а она на мать. Возможно, так и было, по крайней мере мы с ней отличались друг от друга. Ее волосы были черными и длинными, она почти всегда заплетала их в косу, а глаза карие и большие, я же была шатенкой, с волосами до плеч, и с чуть узкими зелеными глазами. Общие черты лица у нас были, например, пухлые губы и, как говорила тетя Диана, татарский нос с небольшой горбинкой, благодаря чему мы всё же верили, что мы родные. У нас так же было одинаковое телосложение. Мы обе были худые и не высокого роста. Хотя, Сафия была всё же худее меня, из-за чего, когда она болела, глаза ее сильно выделялись на бледном, худеньком лице, становясь огромными.
В любом случае, вместе мы были всегда (по крайне мере мое «всегда», сестра старше меня на три года), поэтому не представляли себе жизни друг без друга. Я – точно нет.
Год назад, не задумываясь, сказала бы тоже самое о сестре, но в последнее время она будто отдалялась от меня. Всё меньше разговаривала со мной перед сном, всё чаще пропадала в мастерской.
Раньше работу с картинами она совмещала с моей работай над рассказами – их я пишу каждый год для книги, издаваемой в нашей деревне. Сейчас я ее почти не видела. Последние несколько недель она даже забирала с собой обед и ела в мастерской, объясняя это тем, что ей нельзя было отвлекаться от процесса, в этом году ее выставка должна была быть особенной. Я ей верила и в какой-то мере понимала ее, но всё равно было обидно и больно. И одиноко.
От стараний погрузиться в книгу и оставить свои мысли в стороне, я не заметила, как свеча догорела, и комната погрузилась в темноту. От неожиданности я испугалась и какое-то время сидела не двигаясь, держа в руках открытую книгу. Постепенно мои глаза привыкли к темноте и комнату осветлили луна и звезды – сегодня они горели ярко из-за отсутствия облаков. Я стала различать предметы и мое оцепенение постепенно ушло.
«Ну нет, это уже через чур», – подумала я со злости.
Осторожно отложила книгу на полку и в темноте направилась к входной двери.
«Если она не хочет приходить домой, то ей придется терпеть мое общество в мастерской».
На улице в это время никого не было, и я благодарила погоду за то, что сегодня она подарила нам безоблачную и яркую ночь. Мастерская сестры находилась недалеко от дома в нашей деревенской школе или, как ее иногда называли, культурном центре, и я почти бежала туда, чтобы как можно меньше находиться на улице одна. Наша деревня не была опасной, но я боялась темноты.
И вот передо мной показалась школа, небольшое здание, построенное из кирпича, единственное такое в деревне, полной деревянных домов. Кроме кабинетов для обычных занятий, там находились мастерские художников, скульпторов, плотников нашей деревни, а также её использовали музыканты, танцоры и театр для репетиций и личных практик. Некоторые писатели так же предпочитали работать в школьной библиотеке, я же любила тишину дома. Книги тоже брала домой, чтобы читать в одиночестве.
