«Я всё могу принять без сожаленья…»
О стихах Валерия Тёркина
Вторая книга Валерия Тёркина имеет ряд достоинств. Хочется отметить следующие находки автора: «лохматый снег», «пришёл ноябрь в монашеских одеждах», «закрапи-вил мой сад», «от щедрого лета последние крохи октябрь-горемыка клюёт», «август надежду унёс склёванной вишней»…
Пишущий человек внимателен ко всему, что его окружает. Ведь именно благодаря заострённому зрению рождаются свежие образы. Вспомнились слова португальского поэта Фернандо Пессоа: «Поэзия – это чудо, достойное восхищения, словно ты только что упал с небес и, едва придя в себя, уже поражён прелестью земли. Словно душа вещей давно тебе ведома, и ты пытаешься её припомнить…»
Это радостное чувство как бы заново открывающего мир встречается у Валерия Тёркина:
Последний день зимы не пропусти,
Он выдался на редкость необычным…
(«Я щурюсь от слепящей белизны…»)
Разве заметит обыденный взгляд то, как «Дышит туманной прохладой / Старый жасминовый куст»? Разве захочет обыватель туда, «…где плещутся восходы, / Где витает дух свободы вечности земной»?
Или:
Раскатом разносится крик воронья,
Пронзая небесную бездну.
И катится эхо, по веткам скользя,
Чтоб так же бесследно исчезнуть.
(«Осенняя зарисовка»)
А лирик надеется на взаимность…
Любимая преображает жизнь. В четырёх строках сказано столько, сколько иным стихотворцам и на одном листе не выговорить:
Ты сверкнула лучом вдохновенья,
Полыхнула дрожащим огнём.
Угольки обгоревших поленьев
Становились во мне хрусталём.
(«Ты явилась волнующей музой…»)
У Афанасия Фета есть чудесные стихи о «влево бегущем проборе». В нескольких строках ярко запечатлён миг восхищения любимым человеком. Причём взгляд поэта сосредоточен на одной детали, точке. В этой точке сходятся и клёны, под которым сидит юное создание, её девичья головка, убор, и – крупным планом – пробор. Читаем Валерия Тёркина:
Вот смотрю на тебя скользящую,
А в душе расцветают лотосы.
Ты уходишь в весну звенящую,
Поправляя за ушком волосы.
(«Ладушка»)
Последняя деталь чем-то схожа с фетовским пробором, рисует образ более конкретно и запоминается с ходу. Конечно, это, скорее, по наитию. Очень жаль, что Валерий Тёркин обратился к поэзии в зрелом возрасте: у него не было настоящей поэтической школы. Но то, что представлено в книге, радует порой и взыскательного читателя:
А ты убежишь невесомой походкой
В белёсую дымку грядущего дня
Упругою ланью – красивой и кроткой,
Но только не будет в том мире меня.
Теплом пропитаюсь и запахом тела,
Скользнув незаметно по мокрой щеке.
Ты нежность мою ощутить не сумела,
Звездой недоступной свети вдалеке.
(«Снежинка на ладони»)
В греческой мифологии матерью муз считалась Мнемозина – Память. Художник слова служит памяти – памяти дарованных традиций, вероучительных заповедей и обрядов, памяти жизни. Как говорится, «забыть – значит, предать». У Валерия Тёркина в представленной книге немало стихов, посвящённых этой сокровенной теме:
Прошлых дней воспоминанья святы!
В городской среде другой уклад.
Но я помню стойкий запах мяты
И в цветах сирени палисад.
(«Русь»)
Встретим стихи о давно ушедших предках, отлетевшем детстве, хранящем дыхание родителей и тепло родного очага. Стихи о погибающей деревне и даже о Павле Флоренском, самом, пожалуй, великом нашем земляке ХХ века.
Мне близка позиция автора, сказавшего:
Я всё смогу принять без сожаленья,
На мир смотрю спокойно и любя…
Это взгляд вдумчивого, принимающего Бога и Его творение человека. Человека, который хотя и «устал ни во что не верить», но жаждет «водицы испить святой». Значит, автор всё же в поиске главных маяков. И это замечательно, потому как «спокойствие – душевная подлость» (Л. Толстой). Что ж, дорогу осилит идущий.
