Октябрьский дождь монотонно барабанил по карнизу, превращая панораму московского центра в размытое полотно серых тонов. Старший следователь Максим Соколов стоял у окна своего кабинета, рассеянно вертя в руках давно остывшую чашку кофе. Он не спал уже тридцать шесть часов, с тех пор как поступило сообщение о новом исчезновении.
Восьмом по счёту.
Отражение в стекле выглядело помятым и усталым: когда-то аккуратная щетина превратилась в неопрятную поросль, под глазами залегли глубокие тени, а в тридцать девять лет на висках уже пробивалась ранняя седина. Соколов поморщился и отвернулся от окна.
"Олимп" считался самым закрытым и элитным спортклубом Москвы. Годовое членство стоило как хорошая квартира, но дело было не только в деньгах. Попасть туда можно было только по рекомендации двух действующих членов клуба, а список желающих растягивался на годы вперёд. В клубе царили свои правила и негласные законы. Здесь заключались многомиллионные сделки, решались судьбы компаний, создавались и рушились бизнес-империи. Даже расположение клуба в историческом особняке XIX века подчёркивало его статус – здесь, в этих стенах, всегда собиралась элита, пусть и разная в разные эпохи.
На столе, среди чашек с недопитым кофе и разбросанных бумаг, лежали восемь папок – восемь исчезновений за последние три месяца. Ряд безупречно одинаковых красных канцелярских папок с грифом "Дело №" казался издевательски аккуратным на фоне общего хаоса в кабинете.
Соколов ещё раз просмотрел материалы экспертизы. За три месяца расследования они перепроверили все – банковские счета пропавших, телефонные звонки, камеры наблюдения по всему городу. Ничего. Банковскими картами никто не пользовался, телефоны молчали, машины находили брошенными в разных районах Москвы.
Единственной зацепкой оставались записи с камер "Олимпа", но и они были какими-то странными. Не только из-за размытого изображения женщины. Все пропавшие в последние минуты перед исчезновением вели себя необычно – движения заторможенные, взгляд отсутствующий. Словно под гипнозом.
– Или под действием наркотиков, – пробормотал Соколов, в который раз просматривая результаты экспертизы камер видеонаблюдения. Но токсикологи не нашли следов препаратов ни в брошенных машинах, ни в личных вещах пропавших.
Была ещё одна странность – температура. Каждый раз перед исчезновением очередной жертвы камеры фиксировали резкое падение температуры в помещении. Техники списывали это на сбои оборудования, но это происходило слишком систематично, чтобы быть простым совпадением.
– Максим Сергеевич, вам документы по Веретенникову принесли, – в дверь заглянула Лена, молоденькая практикантка из Следственного комитета. Её круглое веснушчатое лицо выражало искреннее сочувствие – все в управлении знали, что дело о загадочных исчезновениях не даёт следователю Соколову покоя.
– Спасибо, Лен. Положи к остальным.
Он дождался, пока за девушкой закроется дверь, и тяжело опустился в кресло. Глаза невольно начали выхватывать детали из разложенных на столе фотографий.
Николай Ветров, 52 года. Владелец крупной строительной компании, трижды женат, четверо детей от разных браков. Исчез 15 июля после деловой встречи в спортклубе "Олимп". Последний раз его видели в баре клуба – он разговаривал с какой-то женщиной. Описать её внешность свидетели толком не смогли.
Соколов достал из папки фотографии с камер наблюдения. На первый взгляд – обычные кадры: вот Ветров входит в бар, вот заказывает напиток, вот садится за столик… А потом начинаются странности. На всех последующих кадрах возникают необъяснимые помехи, как будто кто-то специально размыл часть изображения. Эксперты несколько раз проверяли оборудование – все камеры работали исправно.
