Во второй половине прошедшего столетия, в ясный летний день, посреди вековых американских лесов, общество, состоявшее из двух мужчин и двух женщин, подымалось на возвышение, образовавшееся от поваленных ветром и в беспорядке друг на друге лежащих деревьев с целью беспрепятственно любоваться видом окрестности. Деревья эти скучились на небольшом холме, и потому вид с них мог простираться на дальнее расстояние. Одно из них было совершенно вырвано с корнями, обращенными кверху таким образом, что, покрытые землею, промежутки от одного корня до другого представляли путешественникам род подмостков, на которые они могли смело стать для своих наблюдений.
Впрочем, это были не особенно знатные лица; двое из них – муж и жена – принадлежали к индейскому племени Тускарора; третий, судя по одежде и другим признакам, был моряк, а спутница его, приходившаяся ему племянницею, была дочь английского сержанта из расположенного при озере Онтарио Форта Озвего, который и служил теперь общею целью путешествия.
Молодая, красивая и не лишенная образования девушка с удовольствием глядела на величественную, прекрасную картину, представлявшуюся ее взорам; задумчиво смотрела она на бесконечное море листьев и ветвей, которое, куда только достигал глаз ее, блестело сочною, прекрасною зеленью роскошной растительности. Красивый илем, широколистный клен, великолепные дубы и гибкие, высокие липы образовали широкий, бесконечный ковер, тянувшийся до горизонта и там соединявшийся, подобно волнам необозримого океана, с облаками. Местами высокий ствол исполинской сосны возвышался над обширной равниной и походил на пирамидальный образ величественного памятника, воздвигнутого искусной рукой на необозримом зеленом пространстве.
– Дядя, – сказала девушка, после продолжительного молчания, – как много этот вид напоминает бесконечное, любимое и дорогое вам море.
– Не более, как может вообразить себе неопытная девушка, Магнит[1]! Как можешь ты находить какое либо сходство между этими немногими листьями и настоящим Атлантическим океаном? Все эти верхушки деревьев вместе едва ли достаточны будут для частички одеяния Нептуна.
– Дядя Кап, вы в этом сильно ошибаетесь, – смеясь, возразила Мария, – куда только хватает глаз, мы не видим ничего кроме листьев; что же больше может представить океан?
– Что больше? – с досадою отвечал моряк. – Лучше опроси: что меньше? Где же здесь голубые воды, вздымающиеся волны, буруны, киты, смерчи, бури, ураганы? И что за рыбы плавают под этой бессильной плоскостью?
– Ну, в бурях и здесь нет недостатка, как доказывают эти вырванные с корнями деревья, и если под листьями нет рыб, за то леса не лишены двуногих и четвероногих животных.
– Это еще вопрос, – с сомнением отвечал старый моряк, – во все время вашего пути от Альбани мы не встречали ни диких, ни ручных зверей, кроме лишь нескольких дрянных птиц, и, при совокупности всех этих обстоятельств, я сильно сомневаюсь, чтобы какое-либо из твоих живущих на суше животных могло выдержать сравнение с экваториальной акулой.
Мария ничего не отвечала на противоречившие ей доводы дяди, и продолжала спокойно смотреть на бесконечный лес.
– Это что такое? – несколько спустя, спросила она, указывая пальцем на вершины деревьев. – Там виден дым! Уж не поднимается ли он из какого-либо жилища?
– Это действительно дым, – возразил Кап, – но о его значении надо спросить Тускарору.
Он обратился к индейцу, слегка тронул его за плечо, чтобы возбудить его внимание, и указал ему на узкий столб дыма, тихо подымавшийся из лиственной чащи на расстоянии от них не более одной мили. Индеец, высокий, воинственной наружности, повернулся и бросил быстрый взгляд на указываемый ему дым; потом легко поднялся на цыпочки, и около минуты простоял с открытыми ноздрями, подобно рыбе, чувствующей в воздухе опасность. Наконец, он издал слабый, едва слышный звук и несколько съежился. Лицо его выказало беспокойство, но темный и быстрый глаз его облетел всю окрестность, как будто хотел где-либо отыскать опасность.