Использовать мой текст в качестве эпиграфа запрещаю.
Гилберт Кит Честертон.
Ваша беда в том, что англичане из этих рассказов лишены подлинно английских черт. Почему они англичане? Почему не испанцы? К чему эта условная Англия с выдуманными королями? Не понимаем.
Allen & Unwin.
Какой, к чертям собачьим, пингвин? Какая-то недостойная усмешка над тем, за что на полях Франции было пролито столько английской крови.
Jeopardy books.
Признайте, что это неудача – героям вашим не хочется сочувствовать, наблюдать за ними скучно и не смешно.
Лучшее в вашей книге – Киплинг, да и он там по ошибке.
Sunny Jim & Jack Mooney Publishing.
Сообщаю вам, что мистер Киплинг
не рецензирует присылаемые ему рукописи.
С уважением,
литературный секретарь Редьярда Киплинга.
На кого ваша книга рассчитана? Сегодня жизнь интереснее любых выдумок. Разве можно придумать что-то более экзотическое и душещипательное, чем жизнь в стране Советов?
Hog & Piglets Books.
Единственое ирландское в этой рукописи – терористы. Это оскорбительно для нашей прекрасной независимой сраны.
Irish Riters Association.
Боюсь, вы ошиблись адресом, но мне понравилось.
Джон Голсуорси, бухгалтер.
В Дублине хмурый и ветреный полдень. Мой друг Никита, рыжий как преисподняя, ирландее иных ирландцев, ищет для меня сувенир. Он врывается в букинистическую лавку на Парнелл-стрит с вопросом:
– Ду ю хэв литтл стэтью оф Джеймс Джойс?
Старик в бабочке и с жуткими желтыми зубами кивает.
Пока продавец роется под прилавком, Никита прохаживается вдоль книжных шкафов. Вдруг он замечает на полке знакомую фамилию и радостно усмехается. Увидев до нелепого длинное название, не поместившееся на обложке, начинает хохотать.
Продавец достает статуэтку лепрекона. Но Никита, уже рыдая от смеха, качает головой. Он кладет на прилавок книгу…
Вечером я получаю таинственное сообщение: «Пинту Гиннеса за Дмитрия, литр за Литтона. Дима, я в хламину монаду!»
***
Тонкая книжица карманного формата. Год издания – 1932-й. Уморительно-несуразное название не уместилось на салатово-зеленой обложке и допечатано на форзаце. Портрет автора – сразу контраст – угрюмый офицер. Британская Военная медаль на мундире. Большой нос, прямой пробор, что для тридцатых уже архаизм. На левой руке перчатка, верный признак боевой раны. Разумеется, пышные усы. Выпяченная вперед грудь. Я почему-то подумал про Угрюм-Бурчеева… Но глаза без маслянистого блеска военной тупости.
Дарственная надпись: «To Marnie with laugh. I hope you’ll smile. LTR».
Я читал, порой заглядывая в словарь (каюсь), и желание крепло с каждой страницей:
– Я должен это перевести.
– Так понравилось? – спросила жена.
– Не то слово. Никому не известная книжка обогнула полмира и попала мне в руки. Книжка хорошая. И написал ее практически мой однофамилец. И он как-то связан с Россией. Почему не судьба?
Оставалось последнее.
– Алло!
– Никита, поклянись, что это не тщательно продуманный розыгрыш.
– Чтоб мне пусто было!
Дмитрий Райц
Сержу Фирену
«Я взглядом спросил кого-то: что это? “Англия”, – отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на скалы».
И. А. Гончаров, «Фрегат “Паллада”».
Случай первый. Мистер Ларк
Мистер Ларк писал музыку для будильников.
Сочиняя сонату или струнный квартет – в общем, что-нибудь крупное и серьезное, – он вспоминал о Бетховене, все перечеркивал и расстраивался. Зато «мелодии пробуждения», как он сам называл музыку для будильников, получались у него легко и вдохновенно.
Мистера Ларка приводила в восторг мысль, что его музыка совьется в ликующем контрапункте с пением утренних птиц и под его мелодии люди будут открывать глаза, отворять ставни на окнах и наблюдать пылающий восход. Тем более часовщики щедро платили.