– Мелисса, девочка, давай не стой, пора уже и за стол, чай все заждались.
Невысокая миловидная женщина, бормоча себе под нос о молодости, суетилась на кухне. Кухня была небольшая, собственно, как и само жилище. Маленький двухэтажный домик, немного покосившийся, где-то по углам поросший мхом и плющом, стоял на окраине городка. Возле дома был дворик, где с удовольствием и радостью бегала детвора, кидаясь снежками, а рослый мужчина с косматой бородой громко хохотал.
– А ну все за стол! Хватит уже! – женщина властно крикнула, открывая дверь на улицу и, выпуская клубами пара тёплый воздух из дома, а вместе с ним и аромат жаркого.
Ребята резко остановились, ведя носиками в сторону домика.
– Обееееееед! – закричала самая маленькая девочка с серо-черными косичками, забавно торчащими из-под шарфа. Два раза повторять не пришлось, вся орда голодной детворы рванула в дом. Мужчина, басисто усмехаясь, медленно пошёл следом за ними.
На дворе стоял второй месяц осени: время первых снегов, первых настоящих морозов. Снег украсил всё вокруг белыми гирляндами, заставляя природу блистать, будто покрытую мелкой россыпью алмазов.
В доме было шумно. Дети носились со второго этажа на первый, не давая никому спокойно ходить. Каждый раз Мелиссе приходилось смотреть под ноги, чтобы ненароком не наступить на кого-то из младших.
В доме жили шестеро: тётушка Мэй, её супруг Рисс и трое их детей – Нора, самая младшая, и её два старших брата – близнецы Росс и Расс, а также племянница тётушки – Мелисса.
– Мелисса, золотце, поухаживай за дядюшкой и малышами. А я пока пирог из печи достану.
– Хорошо, тётушка, – Мелисса задумчиво встала, аккуратно наложила дяде жаркого, положила зелени, которую он так не любил – считал, что не козёл, и траву эту есть, незачем, значит. Когда девушка мягко поставила громадную чашу перед дядей, тот лишь басисто фыркнул:
– Опять ты мне траву эту пихаешь. Ну, вот скажи мне, Мелисса, я что, совсем на козла похож али на барана?
– Нет, дядюшка, ты волк, самый сильный и большой, – девушка улыбнулась, глядя как дядины серые, как пепел, глаза довольно прищурились.
– Шутишь всё, родная.
– Пап, ты, правда, самый сильный? – спросила малышка Нора.
– Не то чтобы, – уклончиво ответил дядя Рисс, – но посильнее многих буду.
Тётушка Мэй влетела в столовую как вихрь:
– А вот и пирог, с почками и печенью, как вы любите, мои хорошие, – она глянула на супруга, тот как раз схватил листки зелени и собирался их выкинуть. – А ну ешь, живо! – она прошептала, но так грозно, что перечить никто не стал.
Дядя нахмурился, но съел траву в один присест, а детвора и вовсе уткнула носики в тарелки и на мать не смотрели. Они-то свои порции зелени уже выкинули. Мелисса же молча, ела и траву, и пирог, и жаркое – всего понемногу. Девушка была высокой, и видно сразу, что она не дочь тётушки. Её волосы мягкими волнами падали на плечи, а цвет какой был – все заглядывались да завидовали: чистый пепельно-белый цвет, ни у кого такого не было. А вот глаза были как у тёти: такие же серые, пронзительные, смотрели глубоко внутрь, но не холодные, а тёплые, добрые.
Когда все было съедено и убрано, дядя звучно произнес:
– Пора Мелисса, пошли, надо для малышне одежду забрать, не будут же зимой голым хвостом сверкать.
Дети радостно забегали вокруг отца хороводом.
Мелисса напряглась. Выходить в город она не любила, и было почему.
– Дядюшка, мне обязательно с вами? – нотки мольбы зазвучали в голосе девушки.
– Да, – отрывисто рыкнул тот. Как бы ему не хотелось защитить Мелиссу от осуждающих взглядов да бесконечных перешептываний, он знал, что это невозможно. А значит выхода два: всё время прятаться или с достоинством проходить мимо, не обращая внимания: – Нечего бояться. Эти блохастые тебе ничего не могут сделать. А трусить все могут. Но ты сильная, девочка моя, так вот и не трусь, чай не заяц в кустах сидеть, а волк, пусть и с небольшими трудностями! – последнее слово он произнес как-то особенно, так мягко, что Мелисса невольно улыбнулась.