Всякий раз, сталкиваясь с белым листом, с самым началом своего повествования, стоишь перед одной и той же дилеммой. Писать всю правду от и до или кое-что опустить? Не красоты словца ради, а дабы не искушать…
Не моя вина, да и никакая не заслуга, что выпал мне этот азиатский жребий. Но пред выбором: описать подробно, так, чтоб понял тот, единственный, для кого пишу, – прочувствовал до хруста в костяшках, до рези в глазах, или оставить на полутоне, без надрыва и без шокирующих подробностей – всегда теряюсь. Не из-за жажды дешевой популярности: меня, кроме своих, родных и ветеранов, вот уж десять лет никто не читает. И не от страха остаться непонятым – после Чечни сам уже ничего в этом мире разобрать не могу… только ради истины, дабы не канули в Лету лица, мысли и поступки.
В этот раз изменю своим принципам – не смолчу. Отстою до последней и расскажу именно так, как все это случилось. История о стоимости… О цене за право чувствовать себя человеком.
Не самая добрая история… Как говорили в старом цирке: женщин и детей просим отвернуться!
* * *
Через пару месяцев после прибытия в Файзабадский полк, в середине января 1983 года, встав с подъемом, я понял, что заболел. Мутило, крутило, кружилась голова. На зарядку не пошел и выполз с оставшимися молодыми и нарядом на уборку территории. Собирая бычки и мусор в ладошку, как-то не так нагнулся, и меня чем-то стошнило прямо на выбеленные известкой камни ограждения палатки. Деды «обрыганной» территории первого-второго взводов вначале отвязались, потом въехали и позвали каптера Мамедова.
Мамед подошел, глянул на мою кислющую морду, небрежно приподнял большим пальцем левой руки бровь и, выдержав достойную аксакала паузу, веско сказал:
– Пашель на х… отсюда… Бегом – в санчасть!
Процедуру осмотра белков глаз я уже знал и, безрадостно матерясь про себя, поплелся в лазарет. Там тоже особо не церемонились. Выдали пробирку, потом капнули в мочу йодом и безошибочно поставили диагноз – гепатит. То бишь свободен, Федя, отлетался. Вали, родной, в карантин и хари оттуда не кажи… до самого вертолета!
Палатки санчасти в 83-м находились еще на старом месте – на окраине палаточного городка, между саперами и полигоном. Там же, на самом отшибе, одиноко стоял и карантин.
Захожу. Темно. Палатка без внутренней обшивки – одна резина. Полов нет. На голой земле стоят три железные койки. На двух горой свалены старые обоссанные матрасы. Отлично! Январь – он же в Афгане теплый, бля… не Сибирь. Единственное, что порадовало, так это отсутствие людей. Когда ты молодой, душара, чем народу меньше, тем жизнь краше.
Тут зашевелилась одна из коек, и сиплый заспанный голос прогундосил:
– Привет, чувак, заходи…
Познакомились. Пацан – Толик с пятой мотострелковой. Мой призыв – брат сопливый. По Термезскому карантину не помню. И не земляк, но зато с желтухой. Уже свой, блин, в доску. Да и впрямь радуйся, что тут не «черпак» и не «дед», а то бы уже трассером мельтешил! Да и вдвоем – не в одиночку, по госпиталям шариться. Кто ж рад неизвестности, все боимся…
Выбрал три самых невонючих матраса. Два обычных под низ, третий, полуторный, укрываться. Не раздеваясь, в бушлате и сапогах, лег, укрылся. Уснул. В обед пришел санитар – принес еду. Поели. Опять уснул… и началась житуха.
* * *
Кормили, как положено, три раза. Вопросов – никаких. Пока перевал закрыт, отдыхаем. Приходили ребята с роты. Принесли сигарет. По-моему, даже завидовали: кто-то прошелся по поводу того, что, мол, все пашут, а эта жопа шлангует.
Из всех видимых неприятностей только паскудный вкус родного «Памира». Оказывается, болезнь Боткина как-то интересно влияет на рецепторы, и если еда кажется нормальной, то курить просто невозможно!
