День сегодня выдался напряжённый. И
откуда у детей появилось столько страхов к прививкам и уколам в
целом? У меня руки так тряслись последний раз, когда делала первый
укол, выйдя на работу. И вот снова. Детский крик стоит в ушах,
переливается таким звоном, что хочется включить что-то в наушниках
на полную катушку, чтобы перебить. Запах спирта всё ещё щекочет в
носу: либо им пропиталась кожа, либо… Взгляд падает на корзину с
использованными шприцами, ампулами и спиртовыми салфетками, стоящую
в углу около процедурной. Вот он источник этого «благоухания»…
Скрип входной двери отвлекает меня
от ненужных мыслей. Я смотрю на список детей, которых должны были
привести сегодня, вроде бы все уже были. Тогда кто это пришёл?
— Есть кто-нибудь? — слышу мягкий
мужской голос в прихожей и поднимаюсь на ноги.
Это ещё кто? Явно не свой, я своих
всех уже запомнила, да и голоса у наших мужиков другие: жёсткие, с
хрипотцой.
Выхожу и замираю в дверном проёме,
потому что передо мной стоит мужчина с экрана телевизора, ну или,
минимум, с обложки журнала: статный весь, в кожаной куртке на меху,
в тёмных джинсах и… У него голова разбита! По виску стекает кровь,
поэтому меня на секунду охватывает паника. Уж не коллектор ли снова
заявился к Копыловым? На всякий случай спешно приближаюсь к входной
двери и запираю её на все засовы. Мне уже хватило одного раза,
когда глава семейства гонял тут коллектора и разнёс мне весь
медпункт.
— Простите, а вы что делаете? —
осторожно спрашивает мужчина.
— Забочусь о вашей же безопасности.
Вы не волнуйтесь так. Иваныч человек хороший, он быстро остынет… А
вы снимайте куртку и проходите в приёмную… Вы двигаться можете?
Мужчина чуть приоткрывает рот и в
изумлении смотрит то на меня, то на закрытую дверь. Я не знаю, что
можно сказать ему, поэтому ухожу к себе и надеваю перчатки.
Остаётся надеяться, что швы накладывать не придётся. Не люблю я это
дело, да и слишком перенервничала сегодня.
— Простите, но я ничего не
понимаю…
Незнакомец проходит следом за мной,
присаживается на стул напротив меня и смотрит так, словно перед ним
неопознанный летающий объект.
— Вам ведь Иваныч приложил? —
осторожно спрашиваю я, поднимаюсь на ноги и приближаюсь к нему.
Осторожно убираю волосы с виска и
внимательно осматриваю область повреждения. Выдыхаю с облегчением,
потому что ничего серьёзного там нет, а значит, легко обойдёмся
обеззараживающей обработкой и пластырем.
— Нет. Я в аварию попал. Колею не
заметил, в общем, машину завертело, и я врезался в дерево недалеко
отсюда. Понятия не имею, кто такой Иваныч, но я уже его боюсь, —
отвечает незнакомец, и от его дыхания веет мятой.
Я отхожу к шкафчику с медикаментами,
беру стерильный бинт и отрезаю небольшой кусок. Предпочитаю
использовать его вместо ваты для промывки ран, хоть и получаю от
этого нагоняй, вроде: «Маша, вата дешевле!». Беру раствор перекиси
и возвращаюсь к мужчине.
— Чуть поднимите подбородок и
поверните голову налево, — прошу его, и он послушно выполняет.
Были бы все такими податливыми… Так
нет же! Нашим мужикам главное отметку поставить, чтобы в коровник
или на поля следующий день не выходить, а рана и сама заживёт.
— У вас очень нежные руки, —
произносит незнакомец, и меня обдаёт жаром.
Это к чему он сейчас решил сделать
мне комплимент? Напоминаю себе о том, что врач — существо
хладнокровное, нам так на практике говорили, и полностью игнорирую
бабочек, которые внезапно решили выбраться из куколок и зашевелили
лапками.
— Вы лучше опишите своё общее
состояние. Медпункт не то место, где нужно красивыми словами
разбрасываться! — говорю я и подношу бинт, пропитанный перекисью к
его виску.
Мужчина даже не шипит, стойко
перенося обработку. Вот это да… Я даже воодушевиться успеваю и
забыть о крике детей, который приходилось слушать целый день.