Когда все тайное станет явным – понимаете? —все! – то-то мы сядем в калошу
А. Д. Синявский
Моим пациентам посвящаю
Вступление
Вот я разложу перед вами ряд писем, в той именно последовательности…
Вероятнее всего, именно так и следовало бы начать. А следом, сразу же, безо всяких предысторий, открыть вам письма, тем самым, предоставив полную свободу мысли. Вероятнее всего, так было бы лучше, ибо в этих-то письмах и содержится главное. В письмах, а вовсе не в сюжете, то и дело назойливо проглядывающем, как будто грунтованная холстина сквозь осыпающиеся от времени краски на живописном полотне. Точно не будь этой вот мертвенного тона тряпки, не было бы и самого юноши, и озера за окном, и облетевших листьев на его поверхности.
Чушь, конечно. Между тем, чушь назойливая и для многих весьма привлекательная. Убежден, что те многие уверенно поставили бы свою подпись под таким избитым умозаключением.
Да, не стоило бы идти у любителей анекдота на поводу. Но, в таком случае, я был бы не совсем честен, потому что самому-то мне они достались в комплекте с весьма игривой загадкой, вполне в духе тяготеющего к чудесам и чудачествам времени, однако, по причине моей лени или развитого чувства опасности, так и не получившей разрешения. Непродолжительное время я забавлял ею друзей, интересующихся любопытными психиатрическими побасенками, но довольно скоро, как, думается, поступает большинство литераторов с проживающими в них химерами, трансформировал ее в одноактную пьесочку для чтения, больше напоминающую этюд, под названием «Память осторожного человека» и таким образом перестал держать в голове за ненадобностью. Позже эта тема прозвучала еще раз, в «Сумерках почтальона», но уже совсем намеком, дальними отголосками темы.
Письма же продолжали жить своей жизнью. Бормотали по ночам, ловили взгляд, одним словом, всячески требовали к себе внимания, а, получив его, рассчитывались с новым хозяином тем, что каким то неведомым способом, точно ключиком, заводили в нем механизмы раздумий и мечты из области подзабытых пространств и реальностей, возвращая в пору всеядной и удивленной юности, что, согласитесь, есть путешествие волнующее и приятное. Эти-то путешествия, по причине моей непреходящей любви к музыке, ассоциировавшиеся с каденциями и привели к тому, что в один прекрасный момент мне непременно захотелось обнародовать послания, а заодно проверить, только ли со мной, большую часть жизни проработавшим в психиатрической больнице, а вы наверняка знакомы с расхожими суждениями на этот счет… только ли со мной происходят такие вот чудеса, или же это данность, существующая вне моего сознания?
Письма представляют с собой пожелтевшие листы каких-то канцелярских бланков, с чистой прежде стороны исписанные шариковой ручкой бисерным, без помарок, почерком. От них исходит запах травы или целого букета трав. Так или иначе, запах этот удивительно стоек. Письма хранятся у меня более десятка лет, пережили переезд и ремонт, но запах не только что не исчез, но сделался более насыщенным и терпким.
Теперь анекдот.
Письма эти мне передал некто Евгений Д., которого я видел один только раз в жизни, именно в тот день, когда он, собственно и перепоручил мне их. Евгений Д., представляющий собой в недавнем прошлом сахарно красивого, ныне вступающего в более мужественное пространство торжества времени, но элегантно одетого, очень близорукого, в очках с толстыми стеклами, худощавого, спившегося, о чем он незамедлительно поведал, в бордовых тонах человека. Некоторую часть своей жизни он, так же, как и я посвятил занятиям литературой. Некогда, так же, как и я, он обучался в медицинском институте, но оставил его, в виду обнаруженных им очевидных преимуществ алкоголизма.