Моя задача – быть творцом ваших счастливых моментов и союзником в борьбе со всеми невзгодами. Моя обязанность – создать плодородную почву для развития ваших талантов, жизненных навыков и знаний, а также выпестовать в каждом из вас разностороннюю личность.
Маховики времени неумолимо крутятся, поглощая минуты, часы, дни… И вот, гляди, настанет момент: вдали послышится гудок корабля, который унесет вас в бескрайние воды самостоятельной жизни. У каждого из вас будут своя семья, работа, любимое дело. Но как бы далеко вас ни занесло великое приключение жизни, всегда помните друг о друге!
Мое сердце будет всегда биться для вас. Но если время в своей непреклонности отдалит вас на тысячи человеческих шагов друг от друга, пусть моя рука будет скрепляющей вас силой, а плечо – твердой опорой.
Я люблю вас, дети мои.
Дэниел Хорн
1
Кошмар семьи Кастеров начался с сокрушительного падения на раскаленный солнцем асфальт рожка клубничного мороженого, зацепившего сливочной шрапнелью истрепанный временем некогда дорогой кроссовок.
– Упс… – наигранно произнес Эдди Кастер, смотря на упавший и столь желанный в июньское пекло десерт.
– Ты как всегда, да? Не можешь ничего удержать в руках, – упрекнула Эдди девятнадцатилетняя сестра Моника, красота и фигура которой казались пленительными для каждого парня со школы. – Фургончик уже уехал…
– Мон… прости. Я могу сбегать обратно и догнать его, – ответил Эдди виновато.
– Так, я уже устала повторять. Не называй меня Мон! – Девушка серьезно посмотрела на младшего брата.
Симпатичное лицо вмиг погрустнело. Эмоции мальчика подчеркивал шрам на левой брови, оставшийся от внезапного знакомства с дверным косяком. Как бы сейчас выразилась мама Эдди, в день, когда ее малютка рассадил бровь, его волосы были не такие темные, как сейчас, а ножки, как оказалось, недостаточно окрепшими для маневра.
– Ладно, бери мое, – продолжила Моника, протягивая мороженое.
– Фу, фисташковое, – отпрянул Эдди.
Этим он выражал свое отвращение к невкусным десертам и уж тем более к домашним тушеным овощам.
– Оно невкусное. Мон… Ну разреши мне догнать фургон. Он не успеет уехать дальше Франклин-стрит. Ну пожалуйста… – Последнюю фразу Эдди произнес протяжно, намекая сестре на странность ситуации.
«Ну сколько можно? Мне уже 10! Я взрослый, а не какой-то там восьмилетка с любовью к этим “Красным рыцарям милосердия” из детских комиксов. Я читаю только серьезные вещи, да и сколько дел мне поручает мама, а значит, купить любое мороженое могу сам».
– Бери или вообще останешься без мороженого. Не будь идиотом, хоть ты таковой и есть. – Моника протянула рожок с надкусанным шариком зеленого пломбира.
– Нет.
Эдди уже смирился с позицией сестры и поборол желание уговорить ее на побег к фургончику со вкуснейшим клубничным. Ее мороженое он бы не съел даже под угрозой недельной уборки всех комнат и месячного мытья посуды. Но главная причина крылась в самой настоящей любви. Учитывая погрязшую в скандалах семью, он познал ценность многих моментов жизни и не хотел отнимать у сестры пусть и небольшую, но вкусную дольку счастья в жаркую погоду.
– Оно твое! Пошли домой, Мо-о-он.
– Вот и молодец, мелкий прыщ. В следующий раз будешь повнимательней, или могу предложить сделку. Идет?
Эдди обожал семейную дипломатию. С ее помощью можно неплохо устроить ближайшие выходные либо набить желудок разнообразием редких вкусов.
– Давай! – Эдди приложил большой и указательный пальцы к подбородку, потирая еще не тронутую угрями кожу. Лицо приняло задумчивый вид, превращая мальчика в маленького философа, размышляющего о проблеме голода на планете.
