Только с большого расстояния могло показаться, что у механизмов завоевателей – три ноги.
Две лапы, повернутые коленями назад, и длинный сегментный хвост, – теперь лейтенант Джейсон видел это совершенно отчетливо. Хвосты извивались из стороны в сторону, когда механизмы передвигались; хвосты упирались в землю, когда машины останавливались.
Железные чудовища вышагивали по улицам мертвого поселка в свете луны и мерцающих созвездий. Бум! Бум! – сотрясала землю их поступь. Тяжелые шаги, шум ветра в вершинах секвой, и больше – ни звука. Даже сверчки притаились. Все живое притаилось. Потому что механизмы, а точнее – их машинисты – не ведали жалости.
– Тише, рейнджеры, не дышите, ибо имеющие уши – услышат, – шептал Джейсон, не отрываясь от окуляров бинокля. Слова его тонули в шелесте тростника – зеленой стены, за которой засел взвод легкой пехоты вместе с проводниками из племени семинолов.
Вот длинное, приземистое сооружение на окраине. То, у которого поломана крыша. Это старое зернохранилище. Еще час назад из него доносились человеческие стоны и рев скота. Но теперь за его стенами тихо, как в могиле.
На закате механизмы сгрузили туда добычу – людей и домашних животных. Сквозь дыру в крыше, не особенно церемонясь. На хвостах у них были щипцы, похожие на увеличенные многократно клещи уховертки. Этими щипцами они и орудовали.
Потом залили зернохранилище какой-то красной дрянью. Дрянь была густой, как простокваша, и несло от нее на милю кислотой.
Люди в первое время кричали так сильно, что, наверное, было слышно на весь Мексиканский залив. Крики сменились стонами, стоны – тишиной. Все население этого поселка, что на западном берегу Оклокони – примерно сто негров, – а также их скот, теперь за бревенчатыми стенами зернохранилища.
Шаги, скрип ветвей, редкие всплески в реке. Ночь во Флориде пахнет орхидеями. Запах орхидей отдает мертвечиной. Все живое притаилось.
Два механизма отошли на дальнюю окраину. Там остановились бок обок, точно что-то углядели в ночном лесу. Один обошел поселковую площадь по кругу, ломая хвостом деревянные постройки и сминая широкими ступнями брошенные посреди дороги телеги. Четвертый, последний, прошел через дворы, остановился возле зернохранилища.
Джейсон стиснул бинокль. Он увидел, как из передней части механизма выдвинулся желоб, вроде водосточного. Поднялись сегменты брони, как жесткие крылышки майского жука, и на желоб выбрался машинист.
Лейтенант был рад, что бинокль есть только у него. В его взводе трусы не держатся. И семинолы не подведут, если дело дойдет до стрельбы… но существует грань, за которой обычное мужество и отточенные реакции не стоят ни цента. Они – взвод рейнджеров и проводники – перешли эту грань. Они столкнулись лицом к лицу с необъяснимым. Их враг – неизвестен. Как бороться с ним – неизвестно. Но задания никто не отменял.
Огромный, жирный слизень, отвратительно подергиваясь, сползал по желобу на крышу. Был он неловок и тяжел, как беременная тюлениха. Его голова походила на покрытый лаком человеческий череп.
Стропила заскрипели, когда эта туша оказалась на крыше. Машинист подполз к дыре, пытливо поглядел в темноту. Затем ухнул, точно филин, и перевесился вниз.
Джейсон услышал, как за стенами зернохранилища чавкнуло, – словно кто валун скатил в болотную трясину.
Ведь враг – неизвестен, черт возьми! Неизвестен и непонятен.
