Я шёл по улице Красной. Была поздняя осень. Возле меня на дороге стояли машины различных моделей. Некоторые из них находились в парковочном положении, а некоторые перевернулись. Многие из них были с открытыми дверями, видимо люди, которые стояли в огромной пробке, не дожидаясь – выходили из своих машин и бежали кто куда. Насколько я помню звучала сирена, люди были в панике, не знали куда бежать, ведь в Краснодаре, в отличие от Москвы нет метро, а были какие-то бомбоубежища; а также канализации, в которых жутко воняло дерьмом и неизвестно как бы там выжили люди, не задохнувшись от этой вони, и подземные переходы. Вдоль дороги – прямо в центре, находился сквер, а там – памятник Святой Екатерине, весь облезший, в ужасном состоянии, у самой Екатерины даже куда-то делась правая рука, видимо отломилась. Погода была более-менее нормальной, но конечно же было холодно, а на деревьях вообще ничего не росло уже очень долгое время. Трава приобрела какой-то странный оттенок, какая-то непонятная смесь всех цветов и не поймёшь какого она цвета: синего, зеленого или вообще красного? Лавочки в том сквере находились в тех же местах, что и были. Мусорные баки – тоже. Через какое-то время я прошел мимо бассейна Динамо и решил остановиться, так сказать, вспомнить детство. Я раньше ходил сюда, эдак лет в 15—16. Здесь я подружился со многими пацанами, а наши тренировки проходили очень весело. В бассейне большую часть времени мы конечно тренировались, а так – много болтали и дурачились. Когда на нас полетели ракеты, мне было 25. Как сейчас помню: работаю я в офисе, набираю что-то в компьютере и тут за окном хрень какая-то: очень яркий свет, звучит сирена, все в панике. Я, который вообще ничего не понимал, что вообще происходит. Просто выбежал со всеми на улицу, а дальше…. Дальше… ах! Пытаюсь вспомнить! Мне мама позвонила, сказала, чтоб я не искал её, что с ней будет всё хорошо, что мы обязательно где-нибудь встретимся! Но прошло много лет и от мамы – ни слуху, ни духу. Видимо не спаслась, видимо превратилась она… В этих… В серых. Ох, что-то у меня голова закружилась! Надо надеть противогаз, пока я копыта не двинул. Я надел его. В нём заработал фильтр и мне сразу стало легче. А сам противогаз – модифицированный. В нём на дисплей выводится всякая полезная информация на счёт нужного места, который ты проговоришь в микрофон. А также есть голосовой помощник, которому учёные пока не придумали названия. Также у меня с собой модифицированный американского типа автомат. Я немного подумал и всё таки решил зайти в это здание. Я открыл одну дверь, зашёл туда и открыл ещё одну дверь. Мне всегда было непонятно: для чего эти люди, кто соорудил этот механизм – сделали вообще это? Не проще было просто оставить одну несчастную входную дверь и не ебать никому нервы? Хотя, может я один такой?
Внутри конечно же было ни души. Лавочки были перевернуты, но не все. Творился бардак. Гардероб, куда мы приходили сдавать наши вещи – был вообще пустой. Там не осталось ничего. Как будто там и не было ничего. Видимо Радикалы (группировка) вынесли всё, что по их мнению «блестело» и возможно продали где-то. Сами же Радикалы находились в военном аэропорту Пашковский. Они захватили его. Это их так называемое логово. Там они хранят свое оружие, которого у них было дохренище. До них было очень сложно добраться, ведь нормальной дороги, ведущей к этому аэропорту – уже не было. Я решил пройти дальше и подняться по ступеням на второй этаж. Там на стене были зеркала и под ними фены, которые много лет как не работали. Здесь всё осталось на своих местах, хотя как-то странно, ведь те же самые фены очень как могли бы пригодиться в какой-нибудь семье. Я прошёл в мужскую раздевалку. Шкафчики все были открыты и в них ничего не было. Всё также осталось на своих местах, но при этом всё было какое-то ржавое. Хорошо, что я в противогазе не чувствую этих ужасных запахов, а они здесь по-любому есть. Я решил пройти к бассейну и постоять возле него пару минут. Внутри было сожаление, тоска о прошлом, о том, что я больше никогда не смогу сюда ходить; о том, что я возможно больше никогда не смогу увидеть своих друзей. Я стою и вижу параллельные миры, сцены, где я нахожусь вроде как и в этой реальности, а вроде как и в той. Я вижу детей, которым лет 9—10, прыгающих в бассейн, смеющихся, радующихся. Их ничего не заботит, они просто веселятся, не догадываются, что возможно они в последний раз пришли сюда и в последний раз видят мир без войны, без страданий. Они возможно в последний раз могут дышать нормальным воздухом без радиации, им не давит противогаз. Их родители живы, они ждут своих детей после тренировки и благополучно заберут их домой. А теперь я в настоящей реальности. Я стою на плитке, которая покрыта плесенью и всякой хренью. Бассейн, который не чистили уже много времени, весь покрытый чем-то непонятным с каким-то зелёным оттенком. Стены были разрисованы какими-то рисунками, надписями; видимо нарисованными сталкерами, которые решили найти здесь какой-то ценный артефакт. Мои часы, в которых был встроен дозиметр – зашкаливали. Уровень радиации здесь превышал норму. Мне нужно было срочно уходить отсюда.
