Апрель – коварный месяц. Я стою на остановке, прячась от мокрого снега. Еще утром, по улицам гулял весенний, пыльный ветер, а сейчас, проезжающий автомобиль обдает меня бурой кашей. Хорошего тебе дня, добрый человек! Тот, кого я жду, не придет. Он опаздывает на тридцать минут, а его телефон выключен. Проверяю на сайте его объявление о продаже гаража, в котором я делал ремонт, уже зная, что там увижу. Продано. Меня кинули. Пальцы нащупывают сигарету, призванную обуздать гнев и волнение. Закуриваю. Большая капля, сорвавшаяся с козырька, добивает этот день.
Ночью, я чувствую, как жена кладет руку на мое плечо. Мы живем вместе так долго, что это прикосновение говорит за нее все, что мне нужно слышать.
Утро разительно отличается от вчерашнего дня. Яркое солнце врывается в маленькую, но уютную комнату. Галя еще спит. Ее волосы струятся по васильковому одеялу. Я тихо встаю с кровати, и, прикрыв дверь, иду на кухню. Пока чайник будет греться, я успею вымыть голову и умыться холодной водой. Говорят, помогает от морщин. Кофе. Бессмысленный взгляд лениво скользит по точно такому же дому напротив. За балконной дверью уже шумит улица. Люди отсюда не кажутся муравьями. Не то, что в современных пентхаусах, голубоватый блеск которых, я вижу в утренней дымке. Тут не получится эффектно сброситься вниз, обдолбавшись наркотой, на одной из многочисленных вечеринок. У вас попросту нет времени на вечеринки и средств на наркоту. Мой плевок встречается с асфальтом. Мозырь… Семь километров до периметра. Иногда, утренний ветер приносит запах дохлятины с оборонительной линии.
Мы можем быть следующими. Десять лет назад, зона резко бросилась на север, поглотив Ельск и Хойники. Страшная катастрофа. Тысячи погибших и два оставленных города с десятками сел.
Кто побогаче, давно уехали. Кто-то решил остаться. Кто-то пытается продать квартиру. Моя двушка, не продается даже за пятнадцать тысяч белорусских рублей. Дешево? Так ведь зона рядом. Но хуже всего то, что градообразующее предприятие решило перенести свои мощности в другой город, подальше отсюда. Сегодня мне предстоит разбирать конвейерную линию, кормилицу, на которой я отработал семь с половиной лет.
Два яйца и сосиска – то, что я предъявлю службе собственной безопасности на проходной. А еще макароны в пластиковом контейнере. Примерно тоже, скоро покажут мне, когда последний контейнер с оборудованием предприятия встанет на железнодорожную платформу. Только без макарон. Тогда все, концерн окончен. Еще шесть тысяч человек станут жертвами зоны, даже не приближаясь к колючке.
Если посмотреть снимки со спутника за последние двадцать лет, то можно увидеть очертания хищной бактерии, которая постоянно меняет форму и шарит своими щупальцами в поисках того, чего современная наука так и не смогла объяснить. Близость зоны накладывает отпечаток на все вокруг. Кому-то приходится добираться до работы в объезд закрытых населенных пунктов. Кто-то потерял бизнес. Безработица процветает. Уровень преступности вырос, а население все чаще начинает искать отдушину в бутылке. Иногда, мы слышим сирены со стороны заградительного рубежа. Они часто бывают вестником артподготовки или звуков далекой бомбежки.
Но есть и те, кто неплохо греется на таком положении вещей. Возможно поэтому новостные агрегаторы без устали освещавшие ситуацию вокруг выросшей зоны, внезапно отвернули свой пристальный взгляд. Государственные исследовательские программы, это конечно хорошо, можно надоить себе грант, или получить дорогостоящее оборудование, но время безвозмездных субсидий давно прошло. Все что можно, давно доставлено и изучено в бесконечных НИИ и прочих НИОКРах военного сектора. Куда интереснее и слаще выглядят прилавки черного рынка, экстремальный туризм, охота на людей и откровенный грабеж бесчисленных съемочных групп, экспедиций, стримеров и простых бродяг. Деклассированные элементы общества, перешли с больших дорог к промыслу на четко выверенных проводниками, узких тропках, отклонение с которых, почти во всех случаях, гарантирует фатальный исход и еще одну яркую ленточку на ветке.
