Книга первая
В объятиях истинной связи
Глава 1
Марика
– Да что за невезенье-то, а?
Я печально вздохнула и, достав из сумочки влажные салфетки, нервным движением обтёрла прилипшую к кроссовкам жидкую грязь.
Грязь, кстати, была повсюду. И я бы не сказала, что это так погода с дождём подвела. Дело совсем не в ней, просто некоторые особо торопящиеся домой индивиды в моём лице решили немного сократить путь и свернули в узкий переулок.
Практически сразу я об этом пожалела. Наверное, когда-то асфальт здесь всё-таки подразумевался, но было это во времена молодости моей бабушки, а может, и прабабушки.
В своём нынешнем состоянии переулок выглядел как после бомбёжки: ямы, рытвины, грязь, мусор, непросохшие после дождя лужи…
– Бр-р-р, за что Ты надо мной так издеваешься? – вскинув голову вверх, спросила я.
Вопрос был риторический. Я знала, что Он мне не ответит. Но спасибо и на том, что хотя бы слушает. И, надеюсь, видит.
Он всегда мною гордился, говорил, что я вырасту удивительной красавицей, и за мной будут толпами ходить женихи. Я смеялась и бежала к зеркалу. Мягкой расчёской приглаживая растрепавшиеся каштановые кудри, я рассматривала тёмный разлёт бровей, зелёные глаза с маленькими вкраплениями-точечками, чуть вздёрнутый нос и аккуратные губки-бантики.
А после, расставив руки, бежала обратно. Он ловил меня в объятия, щекотал, целовал в мягкие щёки и шептал, что я Его маленькая любимая девочка, его сладкая доченька. Много позже я поняла, какой счастливой была моя жизнь раньше.
Стряхнув непрошеные воспоминания, я огляделась и обошла недонесённый кем-то до мусорных баков полуразвалившийся пакет, а затем аккуратно перепрыгнула небольшую лужу.
– Серый, смотри, какая у нас тут фифа скачет! А на мне так можешь?
Услышав эту тираду, я вздрогнула и обернулась.
– Я не ищу неприятностей. Идите, куда шли, – в пустом переулке мой голос звучал приглушённо и даже почти не дрожал, хотя истерика уже подкатила к горлу.
«Дыши, Ма́рика, дыши, – мысленно повторяла я про себя. – Ничего страшного. Это же обычная шпана. Они далеко, а до конца переулка всего пара десятков метров».
Повторяя про себя эти слова, как мантру, я сделала несколько осторожных шагов в сторону выхода. Гопники переглянулись и рванули ко мне. Почти не сомневаясь, что ничем хорошим это не закончится, я развернулась и побежала.
Несколько шагов, чужое дыхание в затылок, резкий рывок за запястье, глухой удар всем телом о кирпичную стену – и всё, мою жизнь можно считать конченой. Я знала, что будет дальше.
О намерениях парней свидетельствовали их наглые руки, которые рвали на мне тонкую летнюю блузку и расстёгивали пуговицу на джинсах. Все их действия сопровождались неприличными возгласами:
– Ха, Дэн, глянь, у малышки красный лифчик! Ты же любишь красный, Дэн?
– А на труселя дашь глянуть, цыпа? А под труселя?
И гогот, жуткий издевательский гогот.
Я не кричала, просто не могла. Горло сжал такой спазм, что не было возможности даже нормально вдохнуть.
Всё повторялось! Весь когда-то пережитый ужас, тщательно похороненный в самых глубинах сознания, возвращался, накрывая тягучей волной, выжигая кислород из лёгких и сбивая с ног.
Колени подогнулись, руки затряслись, в голове разлился вакуум. Не было ни единой трезвой мысли, ни одной разумной идеи, ни-че-го!
Только память услужливо подсовывала воспоминания пятилетней давности, а визгливый голос матери кричал в голове:
«Сука, это ты виновата! Ты! Ты его соблазнила, вертихвостка! Дрянь!»
А я только плакала, прижимала руки к груди, пытаясь унять нарастающую тупую боль и шептала:
«Мамочка, прости меня! Я не виновата!»
В этот момент моего отчима под конвоем выводили из зала суда. Двадцать пять лет строгого режима. Для пятидесятилетнего мужика – это почти как смертный приговор. Если он выживет и выйдет из тюрьмы, то от жизни у него уже почти ничего не останется.
