Солнце уже давно поменялось местами с луной над английской сельской местностью. Роскошный викторианский особняк, блистательный в своем величии, безальтернативно противостоял мрачности вересковых пустошей. Его многовековые кирпичи были залиты лунным блеском, каждый край четко выгравирован на фоне ночи. Холодный ветер змеился по мощеному двору, взъерошивая пурпурные лепестки цветущей глицинии, создавая неземной балет на безмолвном фоне.
В этом поместье, известном во всем регионе как поместье Харгрейвс, проходило интересное собрание известных личностей графства, каждый из которых отправился из своих собственных мест обитания с башнями, чтобы принять участие в вечернем мероприятии. Импровизированный вечер, устроенный загадочным, но печально известным обаятельным Амброузом Харгрейвсом. Его репутация предшествовала ему, как декадентские духи, преследующие загадочную женщину. Амброуз, человек, который упивался хитросплетениями хорошей загадки и острыми ощущениями хорошо закрученной сказки.
В роскошной гостиной особняка, под мерцающей люстрой, развернулась картина. Среди кремового и золотого великолепия мужчины в изысканных костюмах и женщины в роскошных платьях заполнили комнату, настоящий калейдоскоп сверкающих тканей и полированных драгоценностей. Мелодия струнного квартета наполняла воздух, смешиваясь с мягким звоном бокалов с шампанским.
В углу, на фоне показной картины маслом, очкарик Элджернон прял экстравагантную пряжу. С его жилета свисали сверкающие карманные часы, сверкающий золотой корпус ловил свет при каждом движении. Его аудитория наклонилась, загипнотизированная словами, льющимися из его губ, яркими в воздухе, как красочное оперение павлина в полном объеме.
– А теперь будьте внимательны, потому что история, которой я делюсь, полна особой интриги, – начал Алджернон, его усы дергались от волнения. «Наш дорогой друг Амвросий получал довольно любопытные письма. Безымянный, но с отчетливым ароматом интриги, каждый конверт украшен самой необычной эмблемой – пурпурной глицинией».
Услышав это откровение, в толпе раздался ропот. Тем не менее, на парадной лестнице стоял сам Амвросий, и в его серых глазах танцевал едва уловимый намек на веселье. Он держал хрустальный бокал, наполовину наполненный золотой жидкостью, которая ловила мерцающий свет камина, заставляя его сверкать, как захваченная звездная пыль. Его одежда была из тончайшего черного бархата, резкий контраст делал его сатурнинским силуэтом на фоне величия его дома.
«Что ты скажешь, Амброуз?» – воскликнула пышногрудая женщина, задрапированная изумрудным шелком, ее веер развевался на напудренной щеке. – Это правда?
Эмброуз просто поднял бокал перед ожидающей толпой, призрак улыбки украсил его губы. —, моя дорогая Констанция, – начал он голосом, ровным, как выдержанный бренди, который он баюкал, – правда редко бывает такой очаровательной, как сказки, которые мы плетем вокруг нее.
Это заявление вызвало хор смеха, эхом разнесшийся по позолоченным коридорам. Тем не менее, едва уловимый холодок, пробегающий по спине некоторых гостей, предполагал, что за игривым подшучиванием скрывается более зловещая игра. Тайна анонимных писем была лишь вступительным актом, первой главой истории, которая обещала быть столь же захватывающей, сколь и сложной.
К тому времени, когда луна отступила, а солнце начало восходить, всем присутствующим стало ясно, что рассказ об Амвросии и таинственных письмах будет нелегко забыть. То, что последовало за этим, было историей интриги, искусно замаскированной под слоями утонченного остроумия и обаяния, очень похожей на замысловатый гобелен, украшающий древние стены поместья Харгрейвс.
