Мы уже привыкли почти.
Всюду морок непонимания,
Настоящая боль и беда придут без стука,
без напоминания.
Зима, белый снег, а в пять уже сумерки.
Будто солнце украли! Сыграем в жмур ки?
Все путем, но дайте немного солнышка!
Нельзя же так, я не просто устал, а дошел
до донышка.
Эх, тоска без душевных слов,
без правды глаза в глаза,
Неуютно и холодно врать,
да бояться не то сказать.
Не спасает уже молчанье – без души,
равнодушное, гордое,
Как веревка над пропастью,
тлеет шнуром бикфордовым.
Ох, как надоело быть добрым,
простым и внимательным.
Улыбаться и прятать свой взгляд,
чересчур проницательный.
Кого-то случайно обидеть – легко!
Задеть, самому вдруг обидеться,
Лучше ну их подальше, ты знаешь куда,
чтоб никогда не видеться.
Зубы сжать свои, в горло кляп,
до предела напрячь желваки,
Чтоб не дай Бог чего. Спрячу глубже свои,
чугунные кулаки.
Неудобно и глупо быть просто честным,
Когда взгляд напротив, зашорен местью.
Всем подряд! За свою дурацкую молодость,
Жизнь, овчинкой, как мордой об стол, съежилась.
За свои неподдельные страдания,
За свое мучительное непонимание.
Его злые чужие глаза
наполнены гневом и страхом,
Они бьют поддых, и грозят весь мир перетра"ать.
Всех готов он смешать в клубок своего и чужого,
Плюнуть первому встречному —
хуже выпада ножевого.
А кому и за что, по какому праву?
И крыть-то нечем…
Без раздумий, топор злословия падает!
И хотя б на минуту ему, вроде, становится легче.
А дальше снова тупик. Ничего не радует.
Откуда ты взялся, куплет озорной,
бесшабашный?
Тебе подпевает проснувшийся морок
вчерашний.
Карточным домиком жизнь рассыпается,
Ничего хорошего не начинается.
На пути осколка оказался кто-то, брызнули слезы.
Теперь он затих, лежит в неудобной живому позе.
Кровь густой кока-колой течет
из пробитого пулей пластика.
И собака взъерошенная скулит
к нему безнадежно ластится.
