Название «Стихотворения, красивые в профиль» кажется случайным, ничего не значащим. Но только тому, кто еще не открыл книгу.
Андрей Сен-Сеньков, наверное, единственный поэт, готовый придать названию текста большее значение, чем самому тексту. Собственно, иногда текста нет, только картинка под разросшимся названием. «Молния: престижное кладбище для карманных фонариков, особенно для тех, что бесплатно раздают во время рекламных акций», например. Разве нужно тут еще какое-то продолжение?
У текста нет, не должно быть третьего измерения. В профиль он обязан быть никаким, исчезнуть без следа. Но стихотворение – не просто текст. Оно никогда не равно себе, и чем меньше в нем знаков, тем больше на странице пробелов. Через них, если развернуть в профиль – оставить набор этих слов в голове после прочтения, не перелистывать сразу, – и проявляется новое измерение: другой, не написанный, невидимый образ. Об этом – и провокационное название первого текста в сборнике: «Книжка, а давай мы не будем тебя читать». Ее и не надо читать, ее надо смотреть. Будто картины Магритта, которые тоже теряют многое (возможно, важнейшее), если не читать подписи.
Вся поэзия Сен-Сенькова – об изменении ракурса, об умении увидеть невидимое, а плоскому придать объем.
* * *
«Красиво» у Сен-Сенькова то, что неожиданно, что застает врасплох. Сам он называет это «перефокусировкой взгляда». Ходячая печь Емели тут вдруг оказывается маленьким мальчиком; город Будапешт – человеком, который ночью голым идет по своей квартире; брови домиком превращаются в настоящий дом; могила старого художника становится листком бумаги, подложенным под ножку стула; автобус и троллейбус отбивают друг у друга маршрутку; двенадцатизначное число обретает облик и разум.
Взгляд Сен-Сенькова сродни взгляду ребенка, одушевляющего окружающий мир. Или бога, можно пофантазировать в эту сторону. Но это бог безответственный, чьи путаные речи лишены пафоса и назидательности. Бог мелочей.
* * *
На самом деле Андрей Сен-Сеньков – практикующий врач. Об этом я узнал не сразу. Мы познакомились, когда я составлял книгу о кинематографе Джима Джармуша и искал поэтов, которые согласились бы написать туда стихотворение. Многие отказывались с негодованием или недоумением. Другие приняли вызов. Сен-Сеньков оказался единственным, у кого уже были стихи о Джармуше. Они будто ждали своей минуты и совпали с моим замыслом. К жизни книгу вызвал «Патерсон» – фильм Джармуша о поэте, водящем автобус. С тех пор я не могу отделаться от этой связи: Сен-Сеньков – Джармуш – Патерсон. Тем более, что один из невидимых героев фильма, существовавший в реальности американский поэт Уильям Карлос Уильямс, тоже был практикующим врачом.
«Мои врачебные слова» (не врачующие, заметьте) – говорит о себе Сен-Сеньков. Хороший врач обладает даром остранения по Шкловскому: он должен увидеть любое явление, болезнь, пациента будто впервые. Через стихи этот метод распространяется на весь мир. Больница, в свою очередь, становится таким миром – может быть, даже загробным, где есть свой Данте и своя Беатриче. Как не вспомнить чудесное румынское кино о смерти и вознесении одного пенсионера – «Смерть господина Лазареску»; его героя тоже звали Данте, а врача – Вергилием. И все они – поэты.
* * *
В этих стихах очень много кинематографического. Большинство похожи на короткометражки – иногда документальные (наблюдения), иногда игровые (бывает, что остросюжетные): эти чаще всего почему-то напоминают картины Эдварда Хоппера, за которыми угадывается нерассказанный сюжет. Бывают и полнометражные, почти поэмы. Встречается анимация. Но воображаемая: экранизировать – ни-ни.
