Посвящается всем моим знакомым сетевым слэшерам
Заляпанный грязью «пежо» ехал прямо по тротуару. Женщина со злым усталым лицом толкала перед собой коляску, которая увязала в выпавшем накануне мокром снегу. Тормозить «пежо» в этом месиве было явно нелегко, и автомобиль слегка задел женщину, выпачкав подол ее куртки.
Она резко обернулась и громко выругалась:
– Ах ты, козел вонючий!
Водитель высунулся из окна, но не для того, чтобы извиняться.
– Сама такая! – заорал в ответ он. – Идет как на прогулке!
– А не хрена здесь ездить! – выкрикнула женщина. – Это, к твоему сведению, тротуар.
– Слушай! – рявкнул водила. – Если ты сейчас не уберешься, я придавлю и тебя, и твоего пащенка. И еще по репе получишь!
Женщина испугалась и отступила в сторону. При этом глаза ее сощурились от ненависти, губы шептали нетрудно догадаться что.
Водитель наконец вырулил на проезжую часть. Но то ли он от природы был недостаточно внимателен, то ли его «завела» перепалка с женщиной, но он не заметил несущуюся по крайней полосе «девятку». Раздался грохот от удара, скрежет металла. «Пежо» с развороченным капотом так крутануло, что он с силой врезался в фонарный столб. Водитель уткнулся лбом в руль и замер. Все остолбенели. В наступившей тишине жутко прозвучал громкий, веселый женский смех. Хохотала женщина с коляской. Хохотала заливисто, как смеются дети в цирке над клоуном. Это был не нервный смех, это был смех счастья. Она явно не собиралась сдерживать свои эмоции. Все с изумлением смотрели на нее. Никто не произносил ни слова.
– Господи, господи! – задыхаясь проговорила она. – Хоть что-то приятное случилось за этот поганый день!
И она двинулась дальше, все так же тяжело толкая коляску. Но выражение ее лица изменилось: теперь оно просто светилось от удовольствия, словно она получила долгожданный подарок.
Даже самые льстивые и вежливые люди признают, что я отношусь к невостребованному ныне типу женщины. Родись я лет сто – двести назад в крепкой кулацкой семье – отбоя бы от женихов не было. И не из-за приданого, а из-за того, что невеста – ого-го! Коня на скаку остановит. Обнять – рук не хватит. Всем вышла – и статями, и повадкой.
У меня пятьдесят четвертый размер и косая сажень в плечах. Я могла бы позировать для Колхозницы в знаменитой скульптурной группе или легко управляться с тяжеленным веслом, стоя на пьедестале в детском парке.
Но сегодня в моде тип миниатюрной, хрупкой женщины-ребенка или стройной сухопарой бизнес-леди. Мои ручищи не пролезают в рукава модных пиджаков, а сапоги не хотят смыкаться на моих далеко не худеньких ножках.
Что же делать мне, раскрасавице Василисе Микулишне? Просто рабочей скотиной быть не хочется. При богатырском телосложении, и здоровье у меня хорошее, и образование, высокие эстетические запросы. Мужчина, готовый воспринимать меня только как тягловую лошадь, мне не интересен. Есть выход: исполнять сразу же две роли – себя и воображаемого супруга. Стать мужеженщиной. Вот я и стала. Я легко поднимаю самые тяжелые сумки, сама чиню унитаз и меняю дверные замки, ловко клею обои и белю потолки. Я всегда все делаю сама…
Возможно, это и есть настоящее одиночество.
Вятичи – небольшой городок-спутник, один из тех, что кольцом окружают столицу. Центр города новый, там сплошняком стоят серые панельные коробки и хрущевские пятиэтажки. Ближе к «кольцу» теснятся современные небоскребы, они очень красиво возвышаются над шоссейными развязками словно огромные тихоокеанские лайнеры в порту.
Но я живу на окраине. Не так давно у меня впервые в жизни появилась личная жилплощадь. Нельзя же считать домом общежитие или комнату в многонаселенной коммуналке? Наследство свалилось на меня совсем неожиданно: умер мой отец, биологический, записанный в свидетельстве о рождении. Помнить я его – не помнила, знать – не знала, но, как выяснилось, он поддерживал редкие контакты с моей мамой и даже составил завещание на мое имя.
