Нонна с девчонками играет в классики. Замызганная юбчонка, далеко уже не белые гольфы, растрёпанная чёрная коса. Интересно, каково её отцу, хромому фронтовику, пестовать позднюю дочь, чья мать навечно поселилась в психиатрической клинике? Впрочем, об отце думать не стоит…
Она ещё не знает, что красива. Типичная нимфетка, как они описаны: душеубийственная, вкрадчивая прелесть. Словно взяли роковую красавицу и с помощью хитрого агрегата умалили душевно и телесно. И получилась маленькая девочка, но никакой не ребёнок. Она двигается и ведёт себя так, словно сознаёт свои формы и своё предназначение, её повадка исполнена из глубины существа идущего кокетства. Женственность ужалась и напряглась, как пружина, ждущая момента освободить угнетённую энергию.
Я смотрю на неё из открытого окна, сидя на подоконнике, и от тоскливой любви мне сводит скулы. Ужасно хочется закурить. Однако потребность эта иллюзорна – мои нежные лёгкие отторгнут грязный дым, заставив забиться в глубоком кашле. Таков ещё один аспект моего наказания – невозможность смягчить его даже доступными средствами.
С Нонной играют Танька и Ольга. На них со скамейки поглядывают бабули. Когда отец Нонны навеселе возвращается из магазина и забирает её домой, кумушки принимаются обсуждать судьбу несчастного семейства.
Двор передо мной, как на ладони. Поодаль вяло гоняют мяч Женька с Володькой. Маловато их для футбола. Но ничего, во дворе подрастают пять-шесть мальцов, года через два они присоединяются к футболистам, а потом сбиваются в шайку уличной шпаны, со своей иерархией и ритуалами. Потом… Я знаю далеко не всё и не про всех. Женька сгорает от пьянки накануне перестройки. Володька погибает на Кавказе в нулевых. Костя кончает медицинский и по распределению попадает на Урал, где в начале большой заварушки его мобилизуют в войска. Военврачом проходит всю гражданскую, возглавляет областную больницу. Надо думать, вместе с этой больницей его накрывает в День Пи вторая волна ракет. Или третья? Не могу вспомнить.
Танька вырастает в добродушную дворовую шалаву, звезду всех местных парней. Я сам пару раз бываю с ней – на чердаке родного дома, на продавленном диване. Рожает после седьмого класса, уходит из школы, работает в винно-водочном магазинчике. Потом исчезает. Говорят, что вышла замуж за «крутого», но никто этому не верит. Я встречаю её незадолго до Дня Пи на пати в модном ночном клубе Куршевеля, где нахожусь по служебной надобности. Она меня не узнаёт. Унизанная брюликами, виртуозно щебечет по-французски и носит громкое имя дряхлого отставного банкира – её то ли третьего, то ли пятого мужа. Все эти подробности я узнаю потом, исключительно из профессиональной въедливости. А тогда, отработав ночью клиента – известного наркобарона, успешно подрабатывавшего шпионажем в пользу противника, быстренько уношу из этого рая ноги.
Ольга?.. Выходит замуж за парня из соседнего двора – неудачно и ненадолго. Остаётся в квартире родителей с двумя детьми, хоронит отца, потом мать. Работает нянечкой в больнице. А потом меня тут уже нет. Очевидно, попадает под раздачу, как и весь этот город, который в несколько минут исчезает с карты мира.
В этот момент меня всегда словно скручивает изнутри – от знания беспросветного будущего, желания закурить, лицезрения недоступной женщины, которую я жажду всегда – сейчас, потом, в жизни и смерти. Или в том, что у меня считается смертью. Даже факт того, что и у нас с ней есть короткое, неполноценное, но – счастье, не может меня утешить. Я хочу её прямо сейчас! Но лишь на следующий год меня начинают отпускать на улицу без присмотра, и очень нескоро, да и только один раз, всё складывается так, что мы остаёмся с ней наедине. Нас застукивают, разражается страшный скандал, её отец звереет, а может, сходит с ума. Впрочем, экспертиза признаёт его вменяемым, и он отправляется в лагеря, где вскоре умирает. А Нонну забирают в детский дом, и мы даже не поговорим перед расставанием, потому что меня в то страшное лето мама отправляет от греха подальше к бабушке в деревню. И лишь много-много лет спустя…
