Санька пришел из школы сердитый. Вообще-то в школе ничего плохого нет, если бы ни ходить туда каждый день и убрать оттуда большую часть учителей.
– Что, плохую оценку получил? – с беспокойством спросила мама. Она в это
время готовила обед.
«Оценку, получил». Мама, наверное, думает, что ему все еще пять лет. Санька не забыл, как она вчера сказала отцу: «От этого ребенка одни неприятности».
– Одни неприятности, – пробормотал он.
– Что ты бормочешь? – спросила мама раздраженно.
Вот так у человека неприятности, а ни сочувствия, ни понимания. Конечно мама вся в заботах о младшеньком братике. Все младенцу – и внимание и кашки, а в ответ только вой по ночам. После этих ночей мама ходит невыспавшаяся, раздраженная, три раза забирала с собой на улицу и в магазин вместо мобильника пульт от телевизора. Соседи, небось, смотрели на нее как на дурочку, когда она по пульту позвонить пыталась. Папашка тоже хорош— сидит по часу в туалете, то, что он там поет еще ничего, а вот то что он забирает туда ноутбук – полный отстой. Совсем не думает, что детям потом играть на туалетном ноутбуке не совсем приятно.
«Больше, достоинства, граф», – подумал Санька, а вслух сказал:
– Ничего я ни получал.
– А что сидишь такой надутый?
– Алгеброид придирается.
– Что за нелепая кличка? У тебя, что проблемы с математиком?
– А тебе, что каждое слово переводить? Так вот в «секонд-хенде», ну в раздевалке, по-вашему. Один придурок меня толкнул, и я заехал алгеброиду башкой в живот.
– Сильно заехал?
– Да что ему будет. Он меня наверно и не узнал, народа там куча была.
– Так в чем же дело?
– Вот, – хмуро сказал Санька, протягивая свой рюкзак. На рюкзаке дырка и лямка была оторвана.
– У тебя не одно, так другое. Неужели нельзя хоть день без конфликтов?
– Тебе по-русски объяснили, что я тут ни причем. Меня толкнули. Тут и Шварцнегер бы не устоял.
– Так я, что должна идти выяснять, кто и почему тебя толкнул?
– Надо новый рюкзак покупать, – сердито сказал Санька.
– Из-за одной дырочки новый? – удивилась мама, – ерунда. Я это мигом зашью.
– Тебе все мои проблемы – ерунда. А ты знаешь, с каким рюкзаком ходит Васька? А какой у него мобильник? Его красовки стоят больше чем все мои шмотки вместе взятые, – раздраженно воскликнул Санька.
И не миновать бы скандала, но в этот момент пришел дед. Дед, это мамин отец – Константин Иванович. Хотя в Санькином дворе мальчишки называли его не иначе как «ледокол». И это было не обидно, а очень даже уважительно. Это прозвище дед приобрел, когда Саньке было еще лет пять. Самый неудачный возраст для мальчишки. Тогда в дворовой иерархии он занимал одно из самых нижних мест. Так бывает, когда по возрасту жаловаться уже не положено, а сдачи дать еще не можешь. Поэтому Санька при прогулках во дворе был объектом для притеснений и насмешек. Он с трудом терпел это положение дел. Но дворовые правила правилами, а когда старшие стибрили у Саньки новенькую машинку, он весь в соплях бросился жаловаться домой.
Старый моряк накинул китель и вышел во двор на разборки.
– Малявка деда притащила. Ой, как страшно, – зареготал рыжий Гося, гроза всей малышни.
– Ну-ка держи, – сказал дед протягивая край валявшейся на земле доски Госе. Тот с недоумением подчинился. Второй конец доски дед положил на край стола, на котором по вечерам играли во дворе в домино.
– Трах! – и доска под ударом дедовой ладони разлетелась на две части. Еще два удара и доска разрублена на четыре части.
– Маленьких обижать нельзя, – сказал дед, складывая останки доски в кучку, – это даже приезжие знают, – продолжил он, оглядывая притихших мальчишек.
