Пронзительная солнечная погода и раскованная суета оживленных улиц не могли заглушить напряженное настроение, которое испытывал руководитель научного биомедицинского центра Антон Белогоров, подъезжая к офису «Банка цифровых инвестиций».
Сегодня его, определенно, раздражало все: и суета куда-то снующих деловых посетителей, и короткая нудная очередь за электронным пропуском, и бдительные охранники, и даже встретивший внимательный менеджер, предложивший проводить в переговорную комнату, тоже его не понятно чем раздражал. Как только он сел, словно заботливая пчела, вошла сотрудница и предложила на выбор чай или кофе. Белогоров не хотел пить и вежливо отмахнулся, и этот отказ, его проблемное настроение передалось услужливой сотруднице, передалось так, что она еще раз, видимо, желая подчеркнуть свою преданность делу, переспросила, не хочет ли гость, в таком случае, выпить стакан минеральной воды.
Белогоров опять отказался, зато не отказался от чашки чая стремительно вошедший в переговорную комнату работник банка Белецкий, успевший на ходу, как будто сотрудница могла его не заметить, сказать про чай, казалось, такой необходимый ему в эту минуту. Едва он опустился в кресло, как начал произносить хорошо выученные банковские шаблоны, где вместе с формальным представлением и артистической улыбкой, перед коротким «нет» всегда стояла стена хорошо уложенных смысловых оборотов банковской речи.
– Антон Семенович, кредитный комитет нашего банка внимательно рассмотрел Ваше обращение о предоставлении кредита и, к сожалению, мы вынуждены Вам отказать. Но сразу должен заметить, что мы могли бы вполне ограничиться простым формальным отказом. Однако руководство банка сочло возможным еще раз с Вами переговорить, – сказал Белецкий, поспешив изобразить на лице и деятельное участие и сострадание одновременно.
– К чему дополнительные переговоры, если вы приняли решение отказать! – вздохнул Белогоров, с горечью понимая, что плохое предчувствие его и на этот раз не подвело.
– У вас прорывная научная идея создать геном роста, и у нас есть венчурный фонд для кредитования таких разработок, но опять, – развел руками Белецкий, – досадное но! У вас нет никаких залогов, и вы не даете или, – здесь Белецкий успел бросить снисходительный взгляд, – не хотите представить банку более веские доказательства сделанного открытия. Я предлагаю вам хорошо подумать и дать нам научные формулы и представить нам реально вылеченных больных. Всего двух- трех человек.
– Мы раскроем вам секрет открытия, и банку мы не нужны. Это ведь так очевидно! – усмехнулся Белогоров. Однако пассаж не стал оскорбительным, и диалог продолжился в том же деловом тоне.
– Ну зачем так обострять! – как можно мягче и участливее сказал Белецкий. – Поймите и нас, мы не можем взваливать на себя непомерные риски. Мы, банкиры, любим повторять, что финансовое учреждение не является благотворительным обществом. Наши цели куда скромнее и во всех смыслах полезнее. Мы не даем деньги в никуда. Только предельно точно выданные деньги могут дань максимальный эффект.
– Я это понимаю не хуже вас. Однако на этапе исследований генома и клеточных структур наши цели расходятся. Вы видите свою деятельность, чтобы увеличивать капитал, а мы занимаемся открытием нового, то, что сможет поднять человека на новый уровень развития, – сказал Белогоров, выбирая момент закончить бессмысленный разговор.
Напротив, Белецкий для того и пришел на переговоры, чтобы в наибольшей степени раскрутить клиента, понять, на сколько далеко и куда зашли исследования в этом частном биомедицинском центре, в котором, судя по документам, трудились полтора десятка молодых людей. А это была научная прорывная сила. Задиристая молодость всегда способна на отчаянные поступки, на те, что не способная понять старая научная гвардия, сравнимая с творческим пенсионным фондом. Разговор не получался, не складывался, клиент был настолько тверд, что складывалось впечатление о его пустой научной одержимости, переходящей в безудержный фанатизм, а это был путь в никуда.