ПРОЛОГ
Как-то пришлось мне по важному делу заехать в один городишко близ зачарованного леса. Ну как близ… С тем же успехом можно сказать, что и от столицы неподалеку… В общем, не суть. Так вот, в том городишке как раз проходила традиционная осенняя ярмарка – это такое действо, которое растягивается минимум на неделю, и где не столько торгуют, сколько пьют, танцуют и веселятся. Всюду крик, хохот, музыка, ржание, мычание, лай; на улицах не протолкнешься – музыканты, скоморохи, веселые девицы, пьяные крестьяне, да и рыцарей хватает. Не всегда и различишь их – после третьей бутылки все становятся на одно лицо.
Я вообще-то не любитель подобных сборищ. Но надо признать – есть в этом некое особое очарование… Ладно, обойдемся без лирики. В общем, зашел я там в трактир пообедать. Сел в уголке за столик, жду, пока еду принесут, а тем временем к народу приглядываюсь. Привычка. Сам я за годы конспирации научился быть незаметным, иной раз люди в упор на меня смотрят – и не видят. А за ними наблюдать интересно. И полезно иногда бывает. Я же Белый Всадник, в конце концов. Профессиональный альтруист и странствующий рыцарь…
Короче говоря, сижу, смотрю и вижу: сидит в самом центре компания. Все молодые, веселые, галдят, кружками чокаются. Вроде на первый взгляд обычные ребята. Но я-то мгновенно понял, что это за птицы. Таких команд полно было на той ярмарке. Соберутся кучками человек по восемь и соревнуются, кто больше дураков уловит. … Отличить их почти невозможно.
Только девчонки у них, хоть и симпатичные, чем-то на лесных зверьков смахивают. У одной зубки беличьи, у другой глаза лисьи… Я, конечно, никуда им там не заглядывал, Боже упаси, но готов биться об заклад, что и хвосты у них имеются. Просто под юбками не видно. А парни все в головных уборах. В помещении. Ранней осенью. У кого шляпа, у кого шлем, а один вообще в розовой шапочке с помпоном. Она у него на лоб все время съезжала.
Ну, я, конечно, насторожился и стал к разговору прислушиваться. Слышу, говорит один, в шлеме – они его звали Мэтр:
– Ну что, други? Неурожай нынче у нас, а ведь конкуренты не дремлют. Должно нам расстараться, ибо по своей лености в отстое останемся.
– Так у меня двое уже, – отвечает ему девочка-белочка.
Он на нее трагически так покосился и говорит:
– Увы, прелестное дитя! С прискорбием сообщаю, что, во хмелю не разобрав, что к чему, ты чары свои применила к членам конкурирующей группировки… Сие тебе, конечно, честь делает, но драгоценных баллов команде не добавляет. Ибо, как тебе известно, души их и так где надо пребывают.
Он бы, наверное, долго так разглагольствовал, но тут снаружи донесся такой дикий вопль, что все, в том числе и я, повскакали с мест. С чем сравнить этот вопль? Разве с визгом болгарки, вгрызающейся в арматуру, и то слабовато будет. Компания, понятно, из трактира высыпалась, и я потихоньку за ними. Подумал: если и впрямь там кого-то режут, то от меня проку побольше будет. Так вот, вышел я, остановился в дверях и вижу замечательную картину. Стоит посреди улицы дева такой красоты, что дух захватывает. Одета в брючный костюм, на носу очки. С дымчатыми стеклами. В руках красная пластиковая папка, а вокруг на мостовой валяются какие-то распечатки, фотографии, листы исписанные. А поодаль – целая толпа особей мужского пола, замерших в позах гончих. И все с цветами, бутылками, коробками конфет. А глаза совершенно одуревшие, без тени мысли.
Кто-то из моей компашки посмотрел на это и бормочет:
– Ждут, когда нагнется…
Мэтр ему – бац по шее:
– Перед вами, – говорит назидательно, – высший пилотаж, дети мои. Смотрите и учитесь! Только что-то я девы сей не припомню…
Тут прекрасное видение замахнулось папкой и кричит:
