Ноттингемшир, осень 1819 года
Джентльмен в черном свернул в коридор, Шарлотта Хайвуд последовала за ним. Украдкой, конечно. Совсем ни к чему, чтобы кто-нибудь ее увидел.
Девушка услышала щелчок дверного замка, донесшийся из глубины коридора, с левой стороны. Там находилась дверь, которая вела в библиотеку сэра Вернона Паркхерста, если она правильно помнит.
На какое-то время Шарлотта спряталась в нише, продолжая мысленно спорить сама с собой.
По строгим меркам высшего английского общества, она относилась к молодым особам совершенно непримечательным. Нарушить уединение маркиза, которому ты даже не представлена, – это дерзость. Дерзость неслыханная! Но уж лучше так, чем провести еще один год в скандалах.
Издалека, из бального зала, послышалась музыка. Первые такты кадрили. Если приступать к действиям, то сейчас самое время. Заторопившись, чтобы не оставлять себе времени на раздумья, Шарлотта на цыпочках направилась по коридору и, добравшись до двери, нащупала ручку.
Дочерям, у которых отчаянные матери, тоже приходится быть отчаянными.
Когда Шарлотта открыла дверь, маркиз поднял голову и посмотрел на нее. Он был один, стоял по другую сторону письменного стола.
И показался ей самим совершенством.
Под совершенством она не подразумевала красоту. Хотя маркиз был очень хорош собой – высокие скулы, квадратный подбородок и нос настолько прямой, что казалось, будто Господь, лепив его, пользовался линейкой. В нем все говорило о совершенстве: осанка, манера держаться, волна черных волос. Ощущение властной уверенности заполняло окружающее пространство.
Несмотря на волнение, Шарлотте вдруг стало любопытно. Ведь никто не идеален. У всех есть изъяны. Когда недостатки не видны на поверхности, они, должно быть, прячутся где-то в глубине.
Загадки всегда привлекали ее.
– Не тревожьтесь. – Шарлотта прикрыла за собой дверь. – Я пришла спасти вас.
– Спасти? – Звучание его низкого бархатного голоса было сродни прикосновению лайковой перчатки к обнаженной коже. – От чего?
– О, много от чего! Прежде всего от переживаний и разочарования. Но и поломанные кости не стоит сбрасывать со счетов.
Маркиз задвинул ящик стола.
– Мы знакомы?
– Нет, милорд. – Шарлотта с запозданием вспомнила, что нужно сделать реверанс. – Тем не менее мне известно, кто вы. Да это всем известно. Вы Пирс Брэндон, маркиз Гренвилл.
– По результатам последней переписи это именно так.
– А я Шарлотта Хайвуд. Из Хайвудов, которых вам нет причины знать, если только вы не читаете газетенку «Пратлер». А вы наверняка ее не читаете.
«Господи, уповаю на это!»
– Одна из моих сестер – виконтесса Пейн, – продолжала она. – Вы могли слышать о ней. Виконтесса увлекается камнями. А моя мать – сущее наказание.
Последовала пауза, и маркиз наклонил голову.
– Очаровательно!
Шарлотта чуть не рассмеялась. Никакой другой ответ не мог прозвучать менее искренне. Вот уж действительно – «очаровательно». Хотя «кошмарно» было бы по-настоящему правдивым ответом, но маркиз оказался слишком хорошо воспитан, чтобы сказать такое.
И словно в подтверждение своих безупречных манер, он сделал жест в сторону диванчика, приглашая ее присесть.
– Спасибо, нет. Мне нужно вернуться в зал до того, как мое отсутствие заметят, и я не могу позволить платью помяться. – Шарлотта разгладила нежно-розовые юбки. – Я не хочу навязываться. И планировала сказать вам только одно. – Она нервно сглотнула. – У меня нет ни малейших намерений выходить за вас замуж.
Холодно и крайне внимательно маркиз оглядел ее с головы до ног.
– Похоже, вы ожидали, что я испытаю облегчение.
