Было темно. И сыро. Пахло плесенью и… кровью.
Ванда сглотнула подступивший к горлу ком и прикрыла глаза.
Дернула руками. Нет. Веревки надежно зафиксированы на запястьях.
Всевидящий, помоги…
Всё будет хорошо. Непременно.
Ещё немного потерпеть… Вот совсем чуть-чуть… И тогда?
Что будет тогда – осталось неизвестно.
Потому что послышался скрежет открывающейся двери.
Потом шаги.
Тяжелые. С противным металлическим скрежетом. Словно шедший прихрамывал на одну ногу.
Ванда, зажмурившись, часто-часто задышала.
К ней явно пожаловали не для того, чтобы освободить. Не для того, чтобы разом прекратить затянувшийся кошмар.
Нет.
К ней пришли по иной причине.
В подвале, где её держали, было темно. Ванда приглушенно застонала, стараясь не поддаться панике.
Она сильная. И… Её же спасут? Непременно спасут. Потому что по-другому и быть не может.
Шаги приближались.
Замерли перед ней.
– Неожиданно.
Голос ломкий, противный.
Но…
Знакомый?
Нет, Ванда даже мотнула головой, прогоняя наваждение. У неё разыгралось воображение. Никак иначе. Её держали в подвале не меньше суток, она ослабла от голода и холода, вот нервы и сдали.
Или… всё же нет?
Ванда заставила себя открыть глаза.
Ничего не видно.
Ничего.
И тут, словно по взмаху волшебной палочки, вспыхнул свет. Яркий, ослепляющий. Идущий от прожекторов, установленных на потолках и стенах.
Ванда инстинктивно снова зажмурилась, свет больно резанул по глазам.
Но самое страшное её ожидало впереди.
– Жаль… Очень жаль, что мы снова встретились… Что ж, Ванда, придется с тобой поиграть…
Ей не надо было открывать глаза, дабы убедиться, что она оказалась права.
Она узнала голос.
И оттого стало ещё страшнее.
Она ошиблась.
Потому что настоящий первобытный, дикий, неконтролируемый страх она испытает чуть позже.
Когда холодная сталь коснется ложбинки между грудями и резко, одним движением рассечет платье.
В воздухе витало что-то скандальное.
Как только механический экипаж баронессы Шимански остановился около Великого театра, Ванда почувствовала легкое напряжение. Она с самого начала была против сегодняшнего визита в вардавскую оперу, но баронесса настояла на своём.
– Как можно, мой ангел! – с легким эпатажем, свойственным ей, воскликнула Каролина Шимански, поправляя кожаные гоглы, с которыми она, следуя последним веяниям моды, не пожелала расставаться даже дома. – Вы непременно должны быть сегодня в Великом! Непременно. Ты так молода, так хороша, себя нужно показывать!
Ванда ласково улыбнулась.
Она была недурна собой – факт. Нежная кожа, локоны оттенка медового каштана, точеные черты лица, очаровательная родинка на щеке. И глаза, огромные, карие, не дававшие покоя мужчинам, которые умели ценить настоящую красоту.
Ей не хотелось отказом обижать подругу и покровительницу, но за прошедший месяц пришлось посетить столько балов и приёмов, сколько не посещала за всю жизнь. Она подумывала немного отдохнуть от Бергаса, от великосветского бомонда, но разве это возможно, когда рядом находится неугомонная баронесса?
Ванда дивилась, откуда у той брались силы. Казалось, баронесса одновременно бывает везде и знает всё про всех. Ни один раут, ни одно событие не обходилось без Каролины. Она была настоящей великосветской госпожой. Овдовев три года назад и, как она шутила, вырвавшись из-под зоркого ока сурового мужа, Каролина с головой погрузилась в жизнь высшего общества. Она обожала суету, сплетни и разного рода тайны. Её интересовало абсолютно всё, начиная с того, у какой модистки заказала то ужасное платье княгиня Карич, чтобы, не приведи Всевидящий, и баронессе попасть в такой конфуз, и заканчивая молоденькими офицерами. А последние были так, как бы между делом…
У Каролины не было своих детей, и теперь она считала своим первейшим долгом познакомить Ванду с лучшими домами Северной столицы и поэтому всегда с завидной категоричностью отклоняла любые попытки девушки отказаться от очередного мероприятия.
