Настя.
– Анаста-сия Георгиевна, – секретут
Ярик икнул от перевозбуждения и смахнул, язык не поворачивается так
сказать, и все же мужскую слезу.
Я никогда не брала на работу женщин.
Стоило им увидеть переливающиеся драгоценные побрякушки, и их мозг
разъедало едкой щелочью, а сами они умирали, захлебываясь в
собственной слюне. Мой штат всегда состоял сплошь из мужчин, но
однажды механизм рекрутмента дал сбой, и наш НR угораздило принять
на работу заднеприводного. Он, конечно же, в этом не признавался,
но по его манерам и повадкам можно было сделать однозначный вывод о
его ориентации.
Я, чтобы вы понимали, непокобелимый
гомофоб, НО! Я лучше возьму на работу педика. Мне иногда кажется,
что в прошлой жизни я была мужиком, лютым женоненавистником, жила
где-то в Америке, и именно мое поведение стало отправной точкой,
последней каплей для женщин, и вдохновило их начать феминистическое
движение.
Я – владелица самого известного
сегодня ювелирного дома Северной столицы. У меня богатый, ни на что
не претендующий женатый любовник. Мне вот-вот исполнится тридцать
лет, и моя жизнь похожа на сказку, в которой я – Царица.
У меня нет подруг. Есть только
старший брат, который растил и воспитывал меня в то время, как моя
мать бухала по-черному и убивала мою женственность и желание самой
когда-нибудь стать матерью. И в последнее время я все чаще и чаще
вспоминаю о ней. Все мои занятия с психологом можно было смыть в
унитаз и присыпать горсткой пепла моего кремированного отца-алкаша,
замерзшего зимой после очередной пьянки.
Антон, мой брат, очень легко
переварил наше общее несчастливое голодное детство, а я то и дело
вспоминала запах, которым пропахли мои учебники, который не смыть
ни одним, самым парфюмированным мылом, и даже годами,
десятилетиями, впечатлениями и кучей денег, что лежали на наших
банковских счетах. Запах затхлости, перегара и немытого неделями
пропитого тела.
Я закрываю глаза.
*****************************************
– Ана…
– Да ну что тебе, Ярик? Ты видишь, я
размышляю?
Достаю пачку тонких
ароматизированных сигарет и зажигалку. Прикуриваю прямо в своем
огромном кабинете с видом на Неву. Металлический предмет с
гравировкой теряется в кармане ярко-красного пиджака на голое тело.
Выдыхаю облако дыма в панорамное окно и, наконец, поворачиваюсь на
секретута.
– Добрый день! Лебедева Анастасия
Георгиевна?
За тощей щепкой с розовым шарфом в
крупный горох возвышается двухметровый амбал.
– Кто это? – спрашиваю бледную
осинку, игнорируя вопрос незнакомца.
– Н-н-нас ограбили, Анастасия
Г-г-георгиевна… – пиликает расстроенная скрипка, – Это
сле-во-да-леть.
Ярик хватается за сердце.
– М… – равнодушно мычу, тушу
сигарету о стеклянный рабочий стол и кладу хабарик рядом с
белоснежной кружкой недопитого американо.
Широкоплечий брюнет с зачесанными
назад волосами нервно щелкает ручкой в просторном кармане
растянутых выцветших и затертых синих джинс. Его взгляд невольно то
и дело скользит в глубокое декольте.
– Меня зовут…
– Да плевала я, – шумно вздыхаю и
подзываю Ярика ядовито-желтым стилетом, – Яр, зайка, убери.
Секретут быстро подметает шарфом
пепел, забирает грязную кружку и на ватных ногах двигается к
выходу. Следак молчит, замер в ожидании хоть чего-либо. Я закатываю
глаза и плюхаюсь в огромное кожаное белое кресло.
– Послушайте, у нас это происходит
каждую неделю, и у меня есть люди, которые займутся вопросом. Вам
чего надо-то? Ваши все вроде в курсе, что я не нуждаюсь ни в вашей
защите, ни в помощи.
– Я не по вопросу ограбления,
Анастасия Георгиевна. Знаком ли вам Лебедев Георгий Иванович?
Да-да, только в нашей стране,
алкаш Ванька может назвать сына Георгий… но яблочко от яблоньки,
так сказать. Сильное имя не помогло моему батеньке выбраться в
Победоносцы.
