Я не вижу пистолета, пока тот не оказывается направленным прямо на меня.
– Поезжай, – говорит она, наклонившись ко мне.
Мы сидим в салоне моей машины, я за рулем, а Эмбер на пассажирском месте. Ее рука дрожит, не знаю почему – то ли от неуверенности, то ли просто из-за веса пистолета.
Я нервно моргаю.
– Эмбер, постой!
– Заткнись.
Ее голос твердый, как камень. Большим пальцем она взводит курок, я дергаюсь в сторону и прижимаюсь к окну. Мои плечи непроизвольно поднимаются, и я снова бессильно произношу ее имя.
– Я сказала, чтобы ты заткнулся! – повторяет Эмбер. На этот раз пронзительным и истерическим голосом. Кивнув головой в сторону выезда со стоянки, она говорит: – Трогай.
Ее указательный палец покоится на спусковом крючке. Одно неловкое движение, и все может быть кончено.
Я выпрямляюсь на сиденье и пытаюсь перевести дыхание. «Делай то, что она говорит». Я вставляю ключ в замок зажигания, поворачиваю его, и мотор оживает. Громкий звук радио на мгновение ошеломляет нас обоих, и Эмбер поспешно выключает его. По моему лбу скатывается капелька пота, несмотря на пронизывающий холод. На дворе начало ноября, и мне внезапно приходит в голову, что прошел уже почти год после того дня, когда Эмбер приехала домой на Рождество и обнаружила меня сидящим у ее родителей. С тех пор произошло много всего. Все изменилось.
Я выезжаю на улицу, говоря себе, что кто-нибудь из моих коллег, сидящих в красном кирпичном здании, видел нас вдвоем и что-нибудь в ее поведении или в выражении лица насторожило их. Кто-нибудь последует за нами или хотя бы вызовет полицию. Но, не успев толком подумать об этом, я уже понимаю, что надежды напрасны. Мой напарник Мейсон уже отправился домой, к жене и дочери. Дежурная бригада парамедиков находится в гараже, за закрытыми дверями, проверяет снаряжение. Пожарные либо спят в комнате отдыха, либо занимаются в спортивном зале, коротая время. Работая в службе спасения, мы привычны к кризисам, и наши тела сразу же реагируют на них. Мы спешим к месту катастрофы, а не убегаем от нее. Но мы не стоим у окон, оглядывая окрестности, рассчитывая увидеть, когда же произойдет бедствие.
Когда я вышел из здания на улицу и увидел Эмбер, поджидавшую меня на слабо освещенной стоянке, во мне вспыхнула искорка надежды, что было глупо с моей стороны.
– Нам нужно поговорить, – сказала она.
Я кивнул, обратив внимание на то, что давно уже не видел ее такой худой. Лицо казалось изможденным, щеки ввалились, а под огромными карими глазами образовались темные круги. Тонкие каштановые волосы были спутаны, а огромная черная лыжная куртка подчеркивала худобу ног. Весила Эмбер не более ста фунтов[1]. Меньше она весила лишь девять лет назад, когда ей было пятнадцать и она лежала в больнице. Тогда она весила восемьдесят два фунта.
– Выезжай на шоссе, – говорит Эмбер, убирая палец с курка и кладя пистолет к себе на колени.
Теперь она смотрит прямо перед собой, и в полумраке салона невозможно разглядеть выражение ее лица и угадать, о чем она думает.
– Поезжай на юг.
– Не стоит этого делать, – говорю я, надеясь, что смогу хоть немного образумить ее. – Ты сказала, что нам нужно поговорить. Так, пожалуйста… давай поговорим.
– Просто поезжай туда, куда я сказала.
Она снова поднимает пистолет и направляет на меня. Теперь она держит его уже двумя руками, а палец вновь ложится на курок.
– О’кей, о’кей! Извини. – Знакомое щемящее чувство паники охватывает меня. Я прихожу в ужас при мысли о том, что может произойти, если палец непроизвольно дернется. – Тебе не понадобится оружие.
Ее глаза сужаются до щелочек.
