КАРИНА
Свет софитов гаснет, и мокрая,
блестящая от пота кожа уже не может сопротивляться притяжению. Плюс
на минус равно контакт. Щелк. Спичка зажглась – и будет гореть
быстро, но ярко.
На пол летят резинки для волос, моя
черная безразмерная футболка, его черные джинсы, наши последние
попытки бороться с собой и друг с другом.
Шаг за шагом, ударяясь о стены и
косяки и сминая тела друг друга жадными ладонями, мы перемещаемся
из танцевального зала в гримерку.
В тесной гримерке, насквозь
пропахшей потом и косметикой, Влад прижимает меня к шершавой стене,
и я не смотрю ему в глаза, потому что это не тот мужчина, которого
я знала двадцать лет – всю свою жизнь, с самого детства. Он был
моим братом, моим лучшим другом, моим партнером в танцах, моим
защитником и заступником. Теперь защищаться следует от него самого,
опасного и распаленного, пот блестит на обнаженном животе, а член
вздувается твердым бугром под тканью плавок... Никогда не видела
его таким. Это было немыслимо. Запрет. Табу. Безумие.
До боли знакомые, родные руки,
столько раз ловившие в сложных танцевальных поддержках, теперь
скользят по коже жадно и требовательно. Мое тело отзывается
моментально, с детства приученное послушно следовать за движениями
этих когда-то мальчишеских, а теперь ловких мужских пальцев. Я
прогибаюсь в талии, поддаваясь его ласке, и чувствую, как
возбужденные соски трутся о горячую кожу его ладоней. Выдыхаю ему в
губы сдавленный стон, и он целует меня – совсем не так, как брату
положено целовать сестру. Крепко, развязно, скользя языком по моим
губам и внутрь, сталкиваясь с моим языком... Я задыхаюсь, но
остановиться уже не могу.
Лихорадочный жар нарастает, стирая к
чертям весь окружающий мир и сужая все окружающее пространство до
размеров крошечной гримерки, в которой и не развернуться-то
толком... Я не чувствую боли, когда он толкает меня на пол и падает
сверху, прижимая обнаженное женское тело обнаженным мужским телом.
Его пальцы шарят по моей коже и быстро, одним движением стягивают с
меня трусики. Между бедер мокро и горячо, щеки горят от стыда, в
ушах звенит, но его руки и губы не знают пощады, а мое тело не
умеет ему сопротивляться. Это неизбежно.
Влад скользит пальцами между моих
ног, нащупывая вспухший клитор и влажную щель, пульсирующую от его
уверенных прикосновений. Я выгибаюсь, подаваясь навстречу, и
мужчина сходу загоняет в меня средний палец, одновременно прижимая
большим клитор. Тогда я вздрагиваю и несдержанно стону, разводя
шире бедра.
В воспаленном мозгу проносятся
лихорадочные мысли. У него есть девушка, а у меня жених... Нас
воспитали общие родители... Мы – брат и сестра. Семья. Самые родные
на свете люди. Что же мы творим...
Но уже слишком поздно. Его стояк
упирается сквозь ткань плавок в мои бедра. Я ерзаю под ним, зажатая
между горячим телом и холодным полом, отвечаю на его поцелуи, а
ладони не могут удержаться и скользят по его идеальному прессу все
ниже и ниже...
Мы столько раз видели друг друга
обнаженными. Пятнадцатисекундные переодевания посреди танцевального
номера во время тура не предполагают стеснения и скрытности. Мы
столько раз подшучивали друг над другом, столько раз прикасались
друг к другу в танце, столько раз дурачились где-то на грани...
Даже танцевали любовные истории. Много. Часто. Танго. Сальсу.
Бачату. Но никогда не воспринимали это всерьез. Никто не
воспринимал. Брат и сестра – одна сатана. А теперь...
Я забираюсь пальцами в его плавки и
обхватываю твердый член. Мужчина шипит мне в губы, не в силах
сдержать неожиданное удовольствие, но потом вдруг хватает мои
запястья и вытягивает над моей головой, прижимая к полу. Мне
хочется спросить: какого черта?! – но я не решаюсь. Вместо этого
кусаю его куда-то в плечо, а он уже сам стягивает с себя плавки, и
член ударяется лоснящейся головкой о мое бедро.
