Девушка очнулась от внезапного света и, дернувшись в страхе, мешком свалилась на пол, запоздало осознавая затекание связанных за спиной рук и скованность ног. Вид зажатого в руках нежданного гостя ножа усилил испуг: девушка и не заметила, как корчась и извиваясь, уперлась спиной о стену, подтянув колени к подбородку. Зубы отбивали дробь, лицо до опасности побелело, но – ни крика, ни слово мольбы. Несколько минут прошло в полной тишине: время, достаточное для осознания краткости жизни и приготовления горячего кофе.
– Смысла просить развязать меня, подозреваю, нет? – подгоняемая молчаливым требованием, девушка, всё еще стуча зубами, выпила из поднесенной к губам кружки пахнущее чабрецом содержимое: моё молчание её угнетало. Она выжидающе заерзала, всматриваясь в хмурое лицо нежданного гостя. – Не помню, чтобы переходила тебе или твоей семейке дорожку.
– Сколько ты не ела?
– Довольно сомнительная забота, учитывая мое положение, – она насторожено улыбнулась, но улыбка вышла кривая, обреченная, и некстати вспомнился снимок с какого-то праздника, размещенный на цветастом сайте детского дома, где девушка стояла с отупевшими глазами, смотря на фотографа и не видя его. – И что ты намерена делать? Выпустишь голой обезьянкой в центре города или… – голос ее осекся, она вдруг вытянулась, испугавшись собственных догадок. – Ты же не думаешь меня… убить?
Молчание затягивалось, и чтобы как-то успокоить девицу, пришлось вспомнить нахождение подвала. Смахнув тонкий палас и со скрипом подцепив крышку, ведущую в яму без лестницы, я вернулась к столу, сосредоточившись на наполнении шприца и пропуская поток нарастающей паники. Вид иглы нервировал, будил детские воспоминания о едва не случившейся трагедии после очередной игры в «укольчики». Но в этот раз не будет взрослых – спасателей. В этот раз все будет доведено до конца. Я по привычке взглянула на настенные разбитые часы, забыв, что стрелки безжизненно застыли уже несколько лет. Казалось, время наших жизней также остановилось много – много дней назад, когда упав, ни одна из нас не смогла подняться. Время жизни… как долго оно тянется и как внезапно порой заканчивается. Жестокое наказание за неумение жить здесь и сейчас.
– Что это?! Что ты намерена делать? Давай поговорим?! Это же безумие?! За что?! – подобрав ноги под себя, девушка в ужасе задергалась, наблюдая, как я выпускаю струйку жидкости из иглы. Страх лавиной накатил на сознание. Тщетно пытаясь выбраться из пут и не замечая слёз, девушка кричала, умоляя оставить её в покое в обмен на вечное молчание. Старый прием, не помогший не одной из жертв. Не оборачиваясь, я собрала мусор от упаковки препарата и сунула в карман: никаких следов, никаких намеков на присутствие в доме посторонних. Все должны решить, что девушка очередной раз уехала…
Шум постепенно стал утихать. Пора.
Мое лицо стало последним, что увидела девушка, прежде чем сомкнулись глаза.
Через несколько минут темноволосый мужчина, забросив ватное тело на плечо, выходил из тихого спящего дома. Застывший беспородный щенок, черный с рыжим ухом, усевшись на задние лапы и высунув язык, с недоумением наблюдал за присевшей на цыпочки девушкой, так похожей на его хозяина, разве что шрама на лице не было.
– Тебя хозяйки лишили, а ты даже не гавкнул. Какой же ты друг?
Подойдя к окну с давно не знавшими краски рамами и отодвинув край шторы, я взглянула в кромешную мглу, прислушиваясь к тишине спящего села и смутно, по-детски, надеясь на чудо. Какая глупость. Отодвинув голубую штору, взглянула на черное небо. Звезд в июле в этих краях всегда было столько, что впору звать Золушку с ее помощниками для счета.
– Что с щенком будем делать? – я обернулась, натыкаясь на стоящего позади высокого парня, что, уклоняясь от радостно ласкающегося щенка в руках, более не казался встревоженным: теплая улыбка напоминала о скором завершении кошмара.
