Как же хорошо утром в летнем лесу! Когда солнце светит сквозь кроны высоких деревьев и бросает свои лучи на умытую росой траву! Когда птахи встречают тебя своими трелями, а тучки назойливых комаров посягают на твою молодую кровь. Когда… Нет, с комарами – это, конечно, перебор. Но всё остальное… Стоит только уйти на пару-тройку километров от дымящего всей таблицей Менделеева мегаполиса, и ты испытаешь на себе прелести окружающей природы!
И не важно, где эта природа: на дальнем Востоке, в Поволжье или вот тут, на чужой, казалось бы, закарпатской земле.
Хотя, кто его знает, чужая ли? За тысячи лет цивилизации люди на земле так перемешались друг с другом, что трудно и сказать, откуда были предки промышляющего в сибирской тайге простого русского парня Василия или читающего в столичном университете лекции какого-нибудь Иванова Дмитрия Петровича? Быть может, славяно-русских корней у них и в помине нет? А на национальную принадлежность указывает только фамилия и строчка в паспорте?
Все люди братья, ибо общий наш предок – прыгающие сотни тысяч лет назад по деревьям мартышки! Ну, или (для тех, кто отвергает теорию господина Дарвина) пришельцы с других миров. Суть – то одна! И, вполне возможно, что у того самого недалёкого ума Васьки из тайги и московского профессора Иванова лет триста назад был один общий предок! Какой – нибудь монгольский кочевник из Золотой Орды хана Батыя или ливонский рыцарь-крестоносец! Кто знает, кто где наследил и бросил своё семя! Такой истины придерживался уверенно шагающий в глубь леса высокий сутуловатый студент магистратуры отделения зарубежной филологии Роман Игнатьевич Гусев, ласково прозванный в институте «Ромео» за любовь к творчеству Шекспира и прочих лирических поэтов, и писателей. Поправив круглые очки на длинном носу, он посмотрел на широкую, мускулистую спину идущего впереди друга и подумал: «Вот откуда у него такая фамилия? Родович! Точно, не восточнославянская. Скорее, молдавская. Или болгарская… А по паспорту – русский. И не прокопаешься!»
Борька Родович был с другого факультета, исторического и до последнего времени молодые люди не то что не общались, а даже не знали о существовании друг друга. Но, решив отправиться в путешествие, Борис искал напарника. Брать кого-то из своих он не хотел. К тому же, ему нужен был человек, владеющий восточно-европейскими языками. На факультете филологии в основном были одни девчонки, а брать с собой в поход девушку… Нет, конечно, заманчиво! Может, Светку со второго курса? Светка была его мечтой… как, впрочем, и мечтой всех парней института. Красивая!.. Аж дрожь пробирала. Одно «но»: глупая, как пробка! Для всех оставалось загадкой, как она смогла поступить, а тем более не слететь с первой же сессии с таким набором знаний и тягой к учёбе. К тому же эта мадам точно не приучена к походным условиям. Больше придётся за ней смотреть, чем дела делать. Да и вряд ли поедет с ним эта Светка комаров кормить. И мысль провести несколько дней в обществе дивной красавицы у Бориса с сожалением улетучилась.
Однако, институт был полон девчонок и, полный решимости, приклеив на физиономию свою самую обольстительную улыбку, молодой человек отправился покорять факультет зарубежной филологии. Улыбка, конечно, сыграла своё дело, но все девушки там были не только умненькие, но и слишком гламурненькие, так что вопрос закрылся сам собою, даже не открывшись. Борис впал в отчаяние и хотел было уже сам засесть за учебник румынского, но тут друзья посоветовали ему Ромку Гусева с четвёртого курса. Вернее, с третьего, перешедшего на четвёртый.
При первом знакомстве, тот не произвёл на деятельного Бориса никакого впечатления: тихий, умный ботаник, цитирующий Шекспира и Гёте. Правда, в совершенстве владеет болгарским и румынским. И Борис, с радостью отправив русско-румынский словарик в корзину, предложил молодому человеку сопровождать его в путешествии по закарпатским лесам якобы для сбора историко-этнографического материала.
