Стена дома обрушилась лет десять назад. Марк заглянул за край провала. Лицо обдало холодным осенним ветром. Обломки панелей на земле поросли травой и чахлыми деревцами. Отсюда, с девятого этажа, город просматривался до самой реки. Крыши, покрытые серым шифером и черным гудроном, тянутся вдаль – к тонкой темной полоске. Другой берег накрыла серая вуаль не то дыма, не то тумана.
Марк поддел носком ботинка увесистый булыжник – тот по дуге полетел вниз, с глухим стуком ударился об обломок стены и рассыпался на несколько осколков. Телефонисты не знают заранее место сеанса. Их ведет интуиция. Как охотничьи псы по следу, идут они, вслушиваясь в шумы и щелчки своего сознания. Чутье привело Марка в заброшенный дом на окраине города и погнало по разбитым пролетам на девятый этаж. На облупившейся стене бывшей детской нашлась пульсирующая электричеством точка, куда нужно приладить телефонную трубку. Слишком высоко – клиенту придется тянуться.
Клиента, отставного военного, Марк назвал для себя «полковником». Профессию выдавала выправка, строгая манера держаться и скупая, рубленая речь. Лучшие годы его прошли в дальних гарнизонах. Он привык, что жена всегда рядом, но вот ее не стало, и жизнь полковника сделалась унылой и однобокой. Он и не представлял, что супруга была важнейшей «деталью» его существования.
От отчаяния такие люди ищут телефониста, чтобы тот хоть на несколько минут установил соединение – хрупкий мостик между мирами. Телефонист разыщет место пробоя и в нужный момент подключится к каналу связи.
К своим тридцати Марк повидал многих, кто искал контакта с иной стороной. Для одних звонок – шанс покаяться, вымолить прощение, последняя возможность примирения. Другим, напротив, сеанс связи нужен ради прощальной пощечины. Третьи хотят еще раз прикоснуться к былому благополучию, времени, когда жизнь счастливо текла рядом с родным человеком. Военный относился к последним. Поглощенный разговором, он стоял посреди руин, не смущаясь нелепой позы, и прижимал к уху пластмассовую трубку с оборванным проводом.
Телефонисты не слушают разговоры клиентов. Звонок – дело привычное. Сначала из динамика доносятся шорохи эфира и треск, а после – щелчок, и мелодичный женский голос произносит: «Назовите абонента». Разговор начинается тихо, а заканчивается криком и рыданиями.
Но полковник не кричал и не плакал. Спокойно бубнил в трубку. Часто слышалось: «Галя, Галя…» Казалось, он молится. Марк поморщился: держать канал открытым требовало сил. Он отвернулся и с притворным любопытством всмотрелся в городские кварталы. Внезапно клиент замолчал. Грохнул выстрел.
* * *
На поворотах вагон трясло, натужно выли электродвигатели. За окном в темноте мелькали силовые кабели и клепаные стыки металлического каркаса туннеля. Поездка в метро то еще испытание, но иначе потеряешь полдня в пробках. Война почти вдвое ужала город, но и то, что от него осталось – это три тысячи квадратных километров домов и улиц, заполненных человеческой массой в десять миллионов голов, вечно спешащих, тревожных и озабоченных. Одно хорошо – в городе легко затеряться.
Вагон накренился. Марк вцепился в поручень и поймал свое отражение в темном стекле. Присмотрелся. Все на месте: шрам на губе, щетина и короткий светлый ежик, мятый бежевый плащ. Но на лице будто бледная маска. «Ты не можешь всем помочь…» – крутилось в голове. Ведь не было и намека, что полковник учудит такое.
