fernweh (сущ.) – тяга к дальним странствиям
Мила
Задыхаясь от бега, я сбросила туфли на траву и, не останавливаясь, босиком шла по нашей ухоженной лужайке, пока не выбралась на каменистую набережную и не почувствовала, как прохладные волны ласкают пальцы ног и подол вечернего платья. Я тяжело дышала, пот блестел на коже под полной луной. Легкий ветерок трепал мои длинные волосы, шелестел пальмовыми листьями и короткими кружевными рукавами платья, но этот рай стеснял меня так же сильно, как поясок «Диор» на талии.
Девятикилометровой пробежки оказалось недостаточно, чтобы избавиться от жгучего чувства, разгорающегося внутри, хотя море, как всегда, сдерживало меня. У меня чесались руки стянуть жемчуг с шеи, разорвать в клочья платье, как это сделали сестры Золушки, но это разрушило бы образ, который я поддерживала так долго, что уже не знала точно, что скрывается за ним. В итоге вместо этого я впилась ногтями с французским маникюром в ладони.
Должно быть нечто большее, чем это. Большее, чем мир за воротами Причалов. Но желание чего-то иного, нежели жизнь в роскоши, раздуло искры вины у меня внутри. Глядя на залив Бискейн, широкую, бескрайнюю тропу, ведущую к безбрежному океану, я чувствовала себя такой же полудрейфующей-полунеподвижной, как буй, что покачивался на воде. Единственная разница заключалась в том, что я плыла по течению в море ожиданий.
Я закрыла глаза и мысленно произнесла: «Je vais bien. Tu vas bien. Nous allons bien. Я в порядке. Ты в порядке. Мы в порядке».
Мне позволили побыть одной всего несколько секунд, прежде чем моей спины коснулся Иван. Он встал так, чтобы рукав его пиджака касался моей обнаженной руки.
– Ты не можешь убежать вот так, Мила. – Русский акцент и напряжение сделали его голос грубее.
Мне стало весело, когда я представила мрачного Ивана, преследующего меня по улицам Майами в деловом костюме, но веселье исчезло вместе со следующей волной, омывшей камни.
– Если будешь преследовать меня как маньяк, это кончится тем, что я в тебя влюблюсь, – сухо ответила я.
Он бросил на меня взгляд.
– Ты знаешь, что это моя работа.
Много лет назад папа привез Ивана из одной деловой поездки в Москву. Тринадцатилетняя я считала его, парня на восемь лет старше, самым красивым мальчиком, которого когда-либо видела. Я влюбилась в его акцент и плохое знание английского и унижалась, таскаясь за ним по нашему просторному дому в испанском колониальном стиле.
А теперь он преследует меня.
Одна рука в кармане брюк, другая протягивает маленькую бархатную коробочку.
– От твоего папы.
Я долго смотрела на коробку, прежде чем взять и открыть ее. Голубые серьги в форме сердца. Папа всегда говорил, что сердце у меня нараспашку. Камни были фальшивыми. Он знал, что я никогда не надену настоящие после того как увидела в подростковом возрасте фильм «Кровавый алмаз».
