Глава 1. Милорада, или Лесная ведьма
Империя Снартари, провинция Алидар. 850 год Седьмой Эпохи (спустя 30 лет после событий «Ядовитых уз» и 25 – «Сердца терновника»)
Я всегда по-детски боялась, когда отец уходил в обход. Тогда ночь за решетчатыми окнами казалась темнее, вечнозеленые великаны – еще выше, а дальний волчий зов в пустом сумраке множился эхом и просачивался даже сквозь законопаченные мхом бревна. Я, как пятнадцать лет назад, пряталась в своей комнатушке, предварительно заперев ее на щеколду и подперев дверь стулом, накрывалась стеганным одеялом с головой и читала молитвы Солнцу – редкому гостю в наших землях. Порой не верилось, что мы живем в «солнечной» империи Снартари, в самом благословенном крае Ниариса, как любят слагать бродячие сказители… которые тоже редко добираются до нашей провинции по сугробам. Что поделать – граница. Слава Солнцу, мирная – ни стычек с лунными эльфами, ни с фаргонским княжеством, даже встречи с гибридными тварями, выведенными лунными, в последнее время стали редкостью. Очень подозреваю, что все потенциальные враги попросту боятся отморозить стратегически важные части тела. Так говорит батюшка, когда плеснет в горло самогона, и я с ним согласна.
До ближайшей деревни от дома егеря – нашего дома – пять лиг. Как же я завидовала деревенским! Когда рядом сосед, не так страшно ждать рассвета. Когда на главной площади всегда горит костер в три человеческих роста, и его отблески видны на окраине.
А здесь тьма, которую не могут разогнать холодные звезды. Едва смеркается, ночь подползает к самому окну, приникает к нему носом, и лучше не смотреть ей в глаза.
На своих скио1 отец будет исчерчивать снег кругами до рассвета. Обычно он уходит днем, но раз в декаду проверяет на действенность ярмарочные амулеты, не могу сказать иначе. Вот зачем?
Одеяло почти не греет, слова молитвы путаются. Хорошо, что не слышат наставники из деревенской школы, куда я хожу, едва летом сойдет снег.
Отец не раз советовал выпить отвар кошачьего ладана2 и спокойно заснуть, но дело в том, что своих снов я боялась не меньше ночных тварей. С некоторых пор.
С завидной регулярностью мне снилось одно и то же лицо – высокие скульптурные скулы, четко очерченный подбородок, светлые волосы. Не такие, как мои, чуть темнее, цвета спелой пшеницы, и изумрудные глаза с какими-то нереальными золотистыми вкрапинками. Как колдовские светляки, пойдя за которыми, непременно угодишь в топь.
В снах незнакомец, закутанный в зимний плащ, протягивал руку, я ее принимала, а потом… Глаза наливались кровью, как у быка, виденного мной однажды на ярмарочных боях, верхняя губа подергивалась, и начиналась незнакомая магия, сродни запрещенной приворотной, потому что я не могла отвести глаз и рассмотреть, что не так с его красными губами, с этими прекрасно очерченными губами. После первого испуга я уже без опаски погружалась в вязкие глубины карминовых оттенков, плыла в них, раскинув руки и ожидая чего-то неизведанно приятного и почему-то запретного. Из дурмана традиционно возвращала резкая боль, будто мне ни много, ни мало откусили голову, а потом весь день потягивало и постреливало в шее.
Чур меня, чур! Меньше таких мыслей, Мила, больше молитв, и, глядишь не придет сегодня кошмар.
Пойти бы и обновить солнечные знаки на стенах, совсем стерлись от времени. Едва угадывается круг и солнцеворот со снартарийскими рунами. Именно такими ночами казалось, что защита окончательно падет, развеется… и все кошмары станут явью.
В темноте под одеялом блеснули два янтарных глаза.
– Царапка, это ты? – несмело протянула руку к кошке и с облегчением ощутила теплую шерсть.
И в тот же миг… меня будто резко окунули головой в новый сон – сквозь мои пальцы проходит дорогой мех чужого, искусно выделанного плаща, что висит… в нашем предбаннике. Контраст такой, как если бы бриллианты положили к плетеное лукошко. Рядом еще один зимний плащ, с чуть иной выделкой, а под лавкой – дорожный мешок. Я отдергиваю руку, еще не застигнутая за неподобающим любопытством, но почти – отец спускается по скрипучей лестнице. Не один.
