Черан повел небольшой отряд потайной тропой в обход заставы, расположенной в глубине Инистого леса. Тропа пролегла вдоль старого тракта, соединявшего когда-то северную долину с землями, которые теперь принадлежали объединенному княжеству Кьянк. Черан знал, что рано или поздно она выведет их к некрополю. Это был единственный путь, где они могли проскользнуть к Вартияру, не опасаясь столкнуться с местными, но не только это беспокоило его. Что-то случилось с ним в долине, когда они миновали Серый перст. Для него всегда путь от Башни до Вартияра был тяжелым: долина не раз испытывала его кошмарами. В этот раз все было серьезнее: едва ступив туда, он ощутил свою уязвимость. Ему стало страшно. Красты перемену почувствовали сразу. Просто подошли к нему и сказали: «В тебе черная кровь, ты зря думаешь, что ее смогли вытравить лекари Бойдана. Если Сул-Уру будет угодно явиться в мир, этот безумный бог может забрать твою жизнь». Так ведь еще и добавили, уроды: «Для нас это хорошо». Им, крастам, наплевать – что на свою жизнь, что на чужую. Иногда лучше не знать правды о себе, даже сказанной крастами. Черан понимал, что рисковал, но обратного пути не было. Если удастся выполнить задание, сказал князь, это может спасти север. Ему оставалось надеяться только на везение.
Некрополь появился неожиданно. Позеленевшая от времени каменная стена полуразвалившейся крепости угрюмо нависла над оторопевшими путниками. Все остановились, прислушиваясь.
За стеной послышался шорох, потом сдавленный хрип. Черан оглянулся на спутников, знаком приказал следовать за ним, сам пошел быстро, бесшумно, стараясь не обнаружить себя. Встреча с возможными обитателями древних руин никак не входила в его планы, поэтому он свернул с тропы в подлесок. Отойдя достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности, и выбрав подходящее место для наблюдения, он поднял левую ладонь, призывая людей остановиться.
Лазутчики, укрывшись в густой поросли, замерли, их зеленые одежды полностью слились с листвой.
Взгляд Черана был прикован к воротам: из его укрытия они хорошо просматривались. Некогда массивные деревянные створки, давно съехавшие с проржавевших петель, местами превратились в труху, осыпались ссохшимися мелкими осколками, неровным слоем разметанными ветром у входа. Что-то было не так. Холодком под кожу заползла и растеклась тревога. Краем глаза уловив неясное движение, он пригнул голову. Из-за набежавшего ветра обзор то и дело закрывало ветвями. Когда они в очередной раз разомкнулись, Черан впился глазами в пространство у ворот: тень, скользнувшая по поверхности стен, сгустилась в плотный туман и повисла над землей неопрятным черным пятном. Оно едва заметно подрагивало. Постепенно стали проявляться очертания того, что приводило его в движение. С трудом угадывалась верхняя часть человеческого скелета, укутанная темным одеянием, желтоватый череп, казалось, вот-вот сорвется с тонких шейных позвонков, руки, согнутые в локтях, костлявыми пальцами водят по воздуху…
– Нет! Нет! Не может…
У Черана перехватило дыхание, в глазах зарябило, тело обмякло и стало невесомым. Почудилось, что существо – если поднятых из могил можно назвать существами! – начинает раздваиваться. И вот уже их не два, а три, четыре… Сердце его стучало гулко, казалось, каждый его удар слышен за сотни переходов вокруг. Что-то в некрополе отзывалось на эти звуки как на призыв, и все новые и новые существа появлялись и тут же сливались в темную бесформенную массу, и эта масса подкатывала все ближе и ближе. Не стало леса, растворились в воздухе ворота – Черан был один на один с тьмой. Предательский стук в груди выдавал его. Или это не его сердце, а невидимый колокол задает ритм и сгущающимся, словно из воздуха, существам, и его крови, заставляя ее бешено биться в венах (еще чуть-чуть, и они не выдержат – взорвутся)? Бой колокола становился все громче, вызывая конвульсии темной массы. Черан судорожно сглотнул и зажмурился. Костлявая рука легла ему на предплечье, тисками сжимая разгоряченную плоть: под тонкими пальцами вспухла вена, в руке защипало. Он не понимал, сколько времени прошло, и есть ли еще оно – время. Когда открыл глаза, морок исчез. Вместе с ним пропала и жгучая боль в руке.
