Тэмуджин и Джамуха со своими войсками, нагруженные добычей, шли с похода по кружной дороге, через Кереитское ханство, но слухи об их победе уже неслись во все края монгольской степи.
Еще перед возвращением из меркитской земли были отправлены налегке две сотни воинов (одна от войска Тэмуджина, другая – Джамухи) по прямой дороге, через горы, чтобы известили сородичей, изнывающих в ожидании отцов, мужей и сыновей. Отправился с ними и Мэнлиг, обещав Тэмуджину сразу же по прибытии заглянуть в его стойбище в горах и успокоить мать Оэлун.
От тех-то гонцов и разошлась новость по всем сторонам. От джадаранских кочевий разнеслась она вниз по Керулену, а от есугеевских воинов, поддерживавших старые связи со своими борджигинами, перекинулась на Онон.
Монгольские курени загудели разворошенными ульями. Все последнее время – еще с зимней кровопролитной войны между южными и северными родами – народ жил в опаске, что на разодранное, ослабевшее их племя зарятся старые враги, готовят сокрушительный удар. В разговорах только и слышалось об этом.
– Если прямо сейчас ударят всей силой татары или меркиты, мы и оправиться не сможем, – говорили бывалые люди. – И останется нам одно: бежать куда глаза глядят, как дзерены от волков.
– Еще хорошо будет, если удастся, а застанут на месте, тогда уж конец роду… – горестно вздыхали другие.
И вдруг такая новость: соплеменники наголову разбили сильнейших на севере меркитов. Это многолюдное и воинственное племя издавна грозило монголам из-за своих таежных дебрей, и еще ни разу, даже в лучшие времена, не удавалось захватить их врасплох, расправиться с ними. Они нападали внезапно, чаще всего небольшими отрядами, то в одном, то в другом месте, и так же быстро уходили, угоняя добычу, а потом умело отбивались из-за своих гор и лесов.
Нежданная весть громом поразила всех: и стариков, видавших в жизни всякое, и молодых, которых словно ошпарило великой радостью; эти зашумели воинственно, рассуждая о том, что они по-прежнему сильны и могут побить любого врага.
От слуха о большой победе повеяло на людей какой-то надеждой, что еще не совсем ослаблено их племя, что роды их еще могут собраться в единую стаю и зажить по-прежнему, без смуты и тревоги.
* * *
В тайчиутском курене, все последнее время – начиная с позорного поражения в войне с керуленскими родами – влачившем тоскливую, безрадостную жизнь, новость в одно утро всколыхнула людей, свежим ветерком пронеслась из конца в конец. Из айлов на открытые места повысыпали харачу, воины, пастухи. По всему куреню, тут и там, чернели толпы мужчин, вразнобой гомонили голоса. Люди взволнованно расспрашивали друг друга о подробностях, жаждали разузнать обо всем доподлинно.
– Давненько у нас такого не было слышно.
– Оказывается, еще можем кого-то и закусать…
– Говорят, все меркитские улусы разгромлены, курени их пеплом развеяны. Одних убитых – не меньше двадцати тысяч!
– А пленных и скота гонят – не сосчитать!
– Вот настоящее дело!
– Это вам не захудалых соплеменников грабить!
Были и такие, что сомневались в правдивости слухов.
– Да неужели это правда? – некоторые недоуменно пожимали плечами. – Уж слишком это непростое дело, такое племя разгромить…
Суровый видом мужчина, сдвинув широкие брови к переносице, почесывая темный лоб рукоятью плетки, рассуждал:
– Ладно бы еще, если встретили в степи меркитское войско да разбили, а чтобы все их курени разгромить, это что-то уж слишком…
– Врут люди! – тут же находились согласные с ним. – Не знаете разве, какой-нибудь недоумок спьяну расскажет про свой сон, другие разнесут, как будто на самом деле так было, да еще свое добавят, вот и идут пустые сплетни по степи…
