1 Глава
Давай, просто будем?
Над спящим городом белым туманом, прозрачным утром, поднимается солнце. Поджигая небеса, оно медленно ведёт меня к окну, по лучикам, светлым нитям. Так низко, но такой вид…
Здесь всё красиво. Начиная от природы, до того, что создал человек.
Сегодня смотрины. Сын новоиспечённого мужа моей матушки.
Муж…
Матушка…
Ненавижу.
Болезненные воспоминания свежие, словно мокрый песок на душе. Липко и холодно, но не жжет, словно нагретый знойным летом асфальт.
Я закрывала веки, и, не так, как сейчас, появлялся он.
Всегда рядом, всегда согревает и любит. Всегда. Иногда, когда слышны шаги в пустой комнате, также как сегодня во мне, становится страшно и я не дышу. Замираю. Хоронюсь. Но от нежности и тепла идут мурашки по позвоночнику. Я забываю о проблемах. Растворяюсь в нём. Свет выключается, слетают предохранители, а я забываюсь. Тревога ложится плоскостью, больше не имея возможности схватить меня за лодыжку.
Несколько лет назад он пришел ко мне, маленькой несмышленой девочке, он окружил меня заботой. Безграничное чувство защищенности, что так необходимо мне в промозглом, колючем мире.
Всё его внимание – было мною. И я перестала ждать человека из плоти и крови в свою жизнь, со всем мог справиться безликий силуэт на светлой стене, исходящий от лампы ночью. Я не заметила тонкую грань под босыми ступнями, переступая её. И вдруг глаза привыкли к такому образу, он стал материален. Мысленное общение превратилось в слух. Я рассказывала обо всем на свете.
Я помню больницу. Что-то белое, так усердно забытое. И я одна.
Люди столь злые, ты знал? Они устрашающе смотрят, и говорят, уверенна, и думают.
Улицу. Там росли розовые азалии. Так вкусно пахли, он говорил мне, что лучше белые. Белые всегда лучше.
Он был рядом. В моих чувствах на максимум, мы держались за руки. Большой палец всегда поглаживал ребро маленькой ладони.
Была ночь. Я смотрела в бескрайность, лежа на узкой твёрдой кушетке, и, как мне не пытались доказать обратное, она такой и была. В синеве – океаном, в нём голубым пятном, словно северное круговое сияние над верхушками густых сосен и невысоких лип. Мне что-то давали. Не говорили, но знаю. Наступала апатия, и ты не приходил.
Часы очень медленно тикали. Стрелка, кажется, не сдвигалась вовсе. У меня спрашивали воистину странные вопросы. Как мне объяснить, как ты выглядишь? Когда ты приходишь, если я сама не отслеживаю этого момента? Спрашивали дух ли ты или же человек. Совсем ничего не смыслят. И от непрерывных, мучительно долгих разговоров не понимаю ничего уже я, голова болит, хочется на свежий воздух. Посмотреть на яркое солнце. Или же в твои глаза, чтобы убедить себя в том, что внушаемые сомнения беспочвенны.
Мы проводили тренинг. Сеанс терапии. Вы когда-нибудь представляли, как высокое окно вдруг разлетается в щепки, и самый большой осколок стекла попадает аккурат между лбом и затылком. Крови мало. Но сознания напротив больше нет. Я так надеялась, что моё мыслительный процесс не читается так явно в глазах.
Двери закрывались, и я оставалась тет-а-тет. Пожалуйста, можешь прийти сегодня? Пусть это будет не сейчас. Но к вечеру? Ночью? Я села в закрытую позу, прикрывала глаза.
Я часто в ней раньше сидела.
– Надо же, ты действительно пришел. – Я улыбнулась.
– Как я мог не прийти, тебя мучают… – Услышала в голове. Нет. Я не это имела ввиду.
Раз за разом меня убеждали, что он плод больного воображения, предмет моего подсознания, странная фантазия, и всё. Ладно. Пусть жестокие, глупые люди, говорят, что им вздумается. Но разве можно говорить о таком собственному ребёнку? За что? Я так и не нашла ответа.
