Несмотря на то, что часы показывали полдень, продуктовая лавка, вход в которую закрывала железная ставня, покрытая граффити разгневанного волка с желто-зелеными глазами и оскаленными клыками, все еще была закрыта. Трое алкашей, еще недавно сидевшие на скамейке у входа в ожидании хозяина, отчаялись и побрели искать другое место, где можно было купить водки. Расположенный неподалеку полицейский участок тоже был закрыт, и возможно именно поэтому на бульваре под широкими кронами деревьев было припарковано так много машин. Из зеленой листвы неслась оголтелая какофония скворцов. От бывшего здесь когда-то рабочего района выходцев из Салоников почти ничего не осталось. По обеим сторонам бульвара высились новые семиэтажки, и лишь посередине пережитком прошлого торчало старое трехэтажное здание, заброшенное и облупившееся. Один из его балконов был закрыт уродливыми пластмассовыми ставнями, а на всех остальных по-прежнему красовались оригинальные деревянные жалюзи и железные перила. На некоторых балконах даже стояли горшки с цветами и висели гирлянды из лампочек, придающие дому неповторимый шарм.
Сиван уселась на скамейку, где до этого сидели алкаши. Он непременно опоздает. Никогда в жизни он не был пунктуальным.
Он позвонил вчера вечером, когда она была в офисе. «Номер не определен» высветилось на экране телефона. Сиван поколебалась, но решила ответить, подумав, что это мог быть потенциальный клиент, который хочет записаться на прием, а значит – доход, без которого, увы, далеко не уедешь.
– Сиван?
Даже после восемнадцати лет разлуки его голос был все таким-же ласкающим и любимым.
– Да, – с трудом произнесла она после короткой паузы.
– Узнаешь?
Молчание.
– Ваня? Ты там? – позвал он, назвав ее нежным именем, которым пользовался много лет назад.
– Привет, Яаль, – пульс ее участился. – У меня через пару минут встреча с клиентом. Сможешь перезвонить мне попозже?
– У тебя получится уделить мне завтра немного времени? Это важно. Я хочу кое-что тебе показать. Это займет полчаса. А потом, если у тебя будет настроение, я хотел бы пригласить тебя на чашечку кофе или на обед.
– Где?
– Во Флорентине. Я пошлю тебе адрес.
В последний раз Сиван видела Яаля на похоронах Бамби на кладбище кибуца. Несколько месяцев спустя он переехал в Эйлат, и с тех пор связь между ними прервалась. Сиван знала, что во время своих визитов в кибуц он обязательно навещал отца и всегда виделся с Долев, которая специально приезжала из Зихрон-Яакова, чтобы встретиться с ним. Однако ей он больше не звонил, да и она, со своей стороны, не стремилась присоединиться к их компании. И даже потом, когда Сиван все еще приезжала раз в год на Синай, она не останавливалась в Эйлате, и не пыталась разыскать его.
Сиван встала со скамейки, подошла к киоску в конце бульвара и купила себе капучино в бумажном стаканчике. Она уже почти решила добавить к кофе одно печенье из банки, стоящей на прилавке, но вспомнила, что впереди их может ждать обед, поборола искушение и вернулась на скамейку перед домом номер 36. Справа от взломанного входа находилась запертая ярко-синяя железная дверь, а стену рядом с ней украшало еще одно граффити, облитое кем-то черной краской, изображающее стоящую внутри прозрачного шара девушку, мысли и чувства которой были написаны на плавающих вокруг нее меньших шарах.
Сиван почти допила свой кофе, когда увидела Яаля, идущего к ней со стороны улицы Мешек А-Поалот. Мечта всех девушек в кибуце – метр восемьдесят шесть, член молодежной сборной Израиля по плаванию, служил в «Сайерет Маткаль»>[1], любимый сын достойных родителей – он был все еще красив, хотя несколько располнел в области талии, что, впрочем, нисколько его не портило. Одет как всегда: сандалии Roots, брюки цвета хаки и футболка, которую он носил даже в разгар зимы. Только волосы, которые раньше были коротко подстрижены на армейский манер, отросли и ниспадали на плечи мягкими, как у ребенка, локонами.
